Значит, недаром провидению угодно было поставить на её пути Мари – или княжну Астахову на пути бедной уродки, – чтобы они помогали друг другу…
Куда завело ее воображение! Женщина без роду‑племени, страшная, как смертный грех, станет ей помогать… Кстати, если упоминать о грехах, то как не вспомнить о грехе гордыни!
Хочется верить все же, что это последние Сонины терзания. Надо принять как данность появление в ее жизни Мари и поступить с бедняжкой так, как и положено доброй христианке: пригреть и пожалеть.
На другой день Соня проснулась от каких‑то мерных звуков за дверью. Тум‑тум‑тум в одну сторону, ненадолго перед дверью затишье, и опять тум‑тум‑тум в другую сторону.
Кто ещё может топать, как слон? Наверняка по коридору бегает Мари. Кстати, со временем надо будет позаниматься с девчонкой и этим – походкой, или как минимум научить её бесшумно ходить. А пока что топанье означает, что Мари ждёт, когда она проснётся, и от нетерпения не может устоять на месте.
Если бы она могла знать все планы своей госпожи в отношении собственной персоны, то небось и призадумалась бы. Или никому не нужной сироте всё равно, что станут с нею делать, лишь бы чувствовать, что о ней заботятся?
– Мари! – крикнула Соня, и дверь тут же открылась. Толстая дубовая дверь, между прочим, за нею вообще звуки сильно приглушены.
– Ваше сиятельство хочет одеться?
– Зови меня просто мадам Софи.
– Мадемуазель? – робко поинтересовалась служанка.
– Пожалуй, ты права, пусть так и останется: мадемуазель, – задумчиво проговорила Соня. – Отчего‑то мне кажется, что ты должна знать и это, так что позже я тебе всё расскажу. – Немного помолчав, княжна спросила строгим голосом, нарочно, чтобы приглушить сияющий свет глаз Мари и убедиться, что утро начинается без сюрпризов:
– А булочки уже готовы?
– Конечно, готовы. Чайник вскипел, а Шарль уже приготовил карету.
– Зачем? – как бы удивилась Соня, отмечая про себя, что ей все же свойственна некоторая зловредность. Ага, добилась, в глазах Мари мелькнула растерянность и даже обида.
– Ехать к врачу, – произнесла девушка вмиг задрожавшими губами.
– Но позавтракать‑то я успею?
Соня уже злилась на себя: характер у её сиятельства явно не ангельский.
– Прикажете подать в постель?
– Нет, накрой в гостиной.
– А в гостиной уже накрыто.
– Давно? Наверное, все уже остыло?
В общем, сейчас Мари имела возможность убедиться, что ей в госпожи досталась особа вздорная, капризная и жёлчная. Правда, по тому, с каким обожанием она продолжала смотреть на неё, кое‑чем, видимо, Софья Николаевна отличается от её бывшего хозяина мосье Флоримона. Например, не бьёт свою новую горничную кнутом.
Надо сказать, гардероб у Сони, как правильно подметила Мари, был не слишком обширен. Она оделась весьма легко, вовсе не по погоде – на дворе уже вовсю мела поземка. Хорошо, догадливый Шарль подал карету к самому крыльцу, так что, поддерживаемая Мари, княжна только ступила на крыльцо – и сразу шагнула в распахнутую слугой дверцу. И в очередной раз удивилась, что Мари все предусмотрела, потому что девушка сразу закутала ножки госпожи теплым пледом. И колеса тут же застучали по мостовой.
Через некоторое время карета остановилась, и Шарль прокричал в приоткрытую дверцу:
– Дом доктора Поклена. Я схожу за ним.
– Сходи, да дверцу закрой! – прикрикнула на него Мари. Соне даже рот не понадобилось открывать.
Доктор не заставил себя долго ждать. Кряхтя, залез в карету и уселся напротив Сони.
– Княжна, доктор Шастейль понадобился вам по той причине… по тому поводу, о котором мы с вами говорили? В противном случае вы должны были бы удивляться, что за нужда тащиться и мне вместе с вами.
– Вы угадали, – кивнула Соня.
Поклен с любопытством воззрился на Мари, словно видел её в первый раз.
– Ах, какой сюрприз будет для Жана!
– Сюрприз? Вы хотите сказать, что у него сейчас нет других пациентов?
Доктор несколько смутился и опять покосился на Мари.
– Отнюдь. Я всего лишь хотел сказать, что это такой уникальный случай. Тут нужно известное мужество… Вы готовы, дитя моё, пройти через ад? – спросил он Мари, забившуюся в угол кареты.