Забалуев помог ей взойти на крыльцо, потом высокомерно оглянулся и одернул мундир, довольный своей предусмотрительностью. Не все ли равно — та или эта, обе — молоденькие, наследницы солидного состояния, да к тому же княжны…
И в этот момент он увидел Владимира Корфа, который подходил к дому со стороны сада, неся на руках бесчувственную Лизу. Как это могло случиться? — не понял Забалуев. Ведь Владимир еще недавно бросил всех в церкви и убежал куда-то, словно безумный. Тоже мне Гамлет! И смотри, однако, нашел же где-то Лизу! Не зря, видать, в народе говорят — рыбак рыбака… Лечить их надо, обоих! Ну, а уж Лизу я сам полечу!
— Елизавете Петровне нужна помощь! — Корф задыхался от усталости и своей драгоценной ноши.
— Что вы с ней сделали? — притворно возмутился Забалуев, бросаясь ему наперерез и препятствуя.
— Господи, дайте же мне пройти! — воскликнул Владимир. — Ей нужен доктор…
— Я сам в состоянии донести свою невесту до дома!
— Как вам будет угодно, Андрей Платонович, — кивнул Корф, передавая ему Лизу с рук на руки, — только помогите ей!
— Ладно, ладно! А вы ступайте! Дальше уже моя территория!
Владимир с ужасом посмотрел на него, но ничего не сказал и, слегка пошатываясь, пошел прочь.
Дождавшись, когда Корф уйдет, Забалуев принялся кричать, что есть силы:
— На помощь! Скорее! Лиза нашлась!
На его истошные крики сбежались все — Долгорукая, Соня, слуги и дворня.
— Лизонька! Родная моя! — по-настоящему убивалась княгиня. — Слава Богу, жива! Дмитрий, доктора! Да поскорее!
— Вот, решил здесь вокруг прогуляться, вдруг слышу, стонет, — на ходу сочинял Забалуев.
— Несите барышню в комнату! — командовала Долгорукая подбежавшим слугам. — Да осторожнее! Спасибо вам, Андрей Платонович! Век не забуду!
— Мы расстались с вами пять минут назад, — удивилась простодушная Соня. — А вы успели за столь короткий миг спасти нашу Лизу?
— Видно, Елизавета Петровна плутала, плутала, все хотела дорогу домой найти, да силы ее и покинули.
— Ей повезло, что вы оказались рядом, Андрей Платонович! — Соня смахнула набежавшую слезу и кинулась за маменькой в дом.
Позже всех появилась Татьяна. Забалуев тут же поймал ее за руку и зашептал:
— Уговор наш помнишь? А то я тебе…
— Не было у нас никаких уговоров, Андрей Платонович! — смело отмахнулась от его угроз Татьяна. — Барышня очнется и сама все расскажет!
А Лиза, и впрямь очнувшись от поднесенного ей к лицу флакона нашатыря, сразу принялась звать Владимира.
— Лизонька, его здесь нет! — стал успокаивать ее Андрей.
— Он спас меня! — заволновалась Лиза. — Я хочу его видеть! Поблагодарить… Теперь я знаю, что он меня любит…
— Ангел мой, — отвела глаза Долгорукая. Она решила, что дочка от нервов попутала воображаемое с действительным. — Ты ошибаешься! Тебя спас Андрей Платонович, твой жених!
— Маменька права, — подтвердил Андрей, и Соня, возникнув перед ней, согласно закивала головой — так и было, так, так!
— А Сычиха? Где Сычиха? Она же обещала — суженый будет со мной! — закричала Лиза.
— Мы будем рядом с тобой, — улыбнулась Долгорукая.
— Нет, нет! — заплакала Лиза. — Владимир!.. Владимир!.. Где ты?! Где?!
Глава 5
Кто отравитель?
Оставив Лизу на попечение Забалуева, Владимир вернулся домой. Он шел лесом по хорошо знакомой ему с детства тропинке, соединявшей два имения. Когда-то пробежаться по ней было для них забавой — маленькими Корфы и Долгорукие и дня не проводили друг без друга. И все казалось таким предсказуемым и понятным — жизнь, карьера, семья. Как один день может все изменить! — горестно подумал Владимир.
Он и не заметил, как чуть уклонился в сторону и вышел к семейному кладбищу. Здесь нашли свой последний приют пять поколений Корфов — от первых немецких мелкопоместных колонистов, пожалованных еще Петром Первым российским дворянством и возведенных в бароны за заслуги перед новым отечеством. Соединяясь с истинно русской аристократией, они дали целую плеяду талантливых и заметных при дворе персон. Среди Корфов были и дипломаты, и военные. Непростым характером прославился двоюродный дедушка Владимира, служивший начальником полиции Санкт-Петербурга при Екатерине Второй.
Иван Иванович Корф сделал свою карьеру при императоре Александре, с которым прошел весь памятный путь от сожженной Москвы до Триумфальной арки в Париже. Он был молод и энергичен, и весь боевой задор перенес позднее на новое и весьма неожиданное для его семьи увлечение.
Владимир не знал, как и когда его отец стал завзятым театралом. Но эта страсть заменила ему политику и поле боя. После смерти жены, матери Владимира, барон утешался созданием своего особого мира — страны грез, где Орфей мог с легкостью спуститься в ад за возлюбленной Эвридикой, где умершие не уходили со сцены, а превращались во вполне реальных персонажей — теней и призраков, ангелов и серафимов.
— «Весь мир — театр», — постоянно цитировал эту фразу отец, но для старого Корфа театр стал его миром.
Владимир, робея и смущаясь собственной нежности, приблизился к свежему холмику.
— Прости, что не проводил тебя, как подобает, — заговорил он с отцом, как с живым. — Видишь, снова подвел тебя… Всю жизнь я хотел быть похожим на тебя и всегда подводил. Отец, как мне жить дальше? Что делать? Я подобрал твой медальон, я смотрел на нее, я пытался понять, почему ты по-прежнему любишь ее… И не смог найти оправдания ей, и у меня нет сил простить ее. Я пытался, но не вышло. Возможно, это гордыня, а может быть, слабость. Скажи, как мне жить без тебя?
Чья-то изящная рука в черной перчатке положила на могилу барона охапку свежих лесных цветов — безыскусных и милых.
— Зачем вы здесь? — резко спросил Владимир, узнав Анну.
— Пришла еще раз попрощаться с дядюшкой. Простите, что помешала вам!
— Не стоит извинений — вы всегда были в моей жизни некстати.
— Он не должен был так умереть, — тихо сказала Анна, делая вид, что не заметила его колкости. — Иван Иванович мечтал о тихой старости в обществе любимых внуков.
— Я не был готов к этому…
— Жаль, что дядюшка так и не успел дождаться.
— Ему помешали! И я отомщу за это преступление!
— Это преступление — против Бога, и пусть свершится высший суд. А мы будем помнить Ивана Ивановича, и, пока мы помним его, он не оставит нас своей заботой и любовью.
— Пока мы помним его… — Владимир неожиданно улыбнулся. — Когда отец по утрам заходил в мою комнату, то всегда делал вид, будто что-то там забыл.
— А когда задумывался — чертил пальцем по столу.
— Да-да, — кивнул Владимир. — Я всегда старался угадать, что же он там такое чертит. А когда к нему приходили хорошие известия, отец делал вид, что ничего не произошло…
— Хотя мы давным-давно обо всем догадались!
— И целый день ходил с загадочным видом.
— А помните, как он сердился на нас, когда мы были детьми?
— Конечно! Сначала ругал за разные шалости, а потом присылал в знак примирения эклеры, которые пекла мастерица Варвара. И я частенько бедокурил только ради них.
— Мне кажется, я съела целую тысячу этих пирожных!
Они вдруг разом замолчали.
— Мама говорила — ангел пролетел, — сказал после долгой и светлой паузы Владимир.
— Это Иван Иванович…
— Не смейте! Отец умер — его больше нет! Я один, совсем один!
Корф вложил столько ярости в эти слова, что Анна отшатнулась от него, но все же быстро взяла себя в руки.
— Мне следует оставить вас с ним.
— Да, уходите! Сейчас же! — закричал Владимир.
Анна не стала спорить. Она оглянулась уже издалека, из-за деревьев, и увидела, как Владимир зарыдал и упал на колени перед могилой отца.
— Господи, прости его! Иван Иванович, простите его — он просто боится любить, — прошептала Анна и быстро направилась в дом.
В коридоре ее остановила Полина. Она была слегка веселой после поминок, которые потихоньку устроили дворовые, и на лице ее читалась готовность к содействию и столь намеренное сочувствие, что Анне захотелось немедленно уйти, но Полина настойчиво преграждала ей дорогу.