Главный, впрочем, оставался цел и невредим. Видя павших товарищей, он взвыл буквально по-волчьи и бросился вперёд. Это было уже плохо, поскольку холодного оружия у нас не было. Почти.
Нож против палаша (или что там у них?) не лучшая идея, так что я притормозил увидев направленное на себя острие.
— Стража!! — крикнул Николай так, что свет от свечей дрогнул.
— Умри, подлец! — продолжал объявлять программу вечера самый бурный из нападавших. — Верни тебе не принадлежащее. Признай обман. Тогда умрёшь легко, бастард. Россия больше не потерпит подобных тебе.
— На колени, мерзавцы! — ответил Николай с присущей ему оригинальностью.
Тот с размаху ударил царя в голову. То есть попытался ударить, поскольку бросившийся вперёд шеф жандармов (с расставленными руками, что на языке тела означало «пресечь») подставил свою голову вместо царской. От принятого удара, Бенкендорф свалился как подкошенный.
Не мешкая, нападавший снова атаковал императора, но на этот раз тот отбился сам. В руках Николая Павловича оказалась довольно длинная кочерга, ухваченная им, видимо, у камина.
Пушкин ещё раз перезарядил пистолет к тому моменту и выстрелил в буйнопомешанного. Но и того прикрыл своим телом очередной борец за справедливость. Интересно даже, ребята явно идейные.
Вид государя фехтующего кочергой едва не стоил мне жизни. Зрелище было настолько прекрасно, что я немного подсогнулся от хохота. Этим почти воспользовался нападавший на меня, но удалось откочить.
— Стульями глуши их, стульями!! — заорал я первый пришедший в голову бред, который Пушкин воспринял абсолютно серьёзно, действительно схватив стул.
— Взвод, окружай! — продолжал я вопить первое приходящее на ум. — Копать отсюда и до обеда! Вы у меня, суки, попляшете!
Одновременно приходилось удирать от преследования, что в ограниченном пространстве не так легко.
К счастью, «взвод» действительно явился. В мгновенья опасности время тянется иначе, возможно, на всё про всё ушло минута или две. Так или иначе, но наконец вбежал какой-то офицер с командой гренадер, разом окончив сей спектакль.
— Живьём брать демонов! — пытался я воззвать к рациональности. Увы. Государя, может быть, они бы послушали, но глядя с какой остервенелой яростью солдаты вонзают штыки в тела не только живых, но и уже мёртвых, подумалось — не факт. Спасибо, что и нас не покололи на всякий случай.
Император оглядел поле битвы, убедился в одержанной полной виктории, после чего бросился к Бенкендорфу.
— Лекаря сюда! Живо!
Глава 28
Ночь. Окончание. Пушкин POV.
— Никого не пропускать. Выставить часовых. Никого, понимаете? Врача моего сюда, немедленно. — твёрдость речи государя будто развеяла морок. Николай Павлович сейчас возвышался над нами не только благодаря своему росту. Его фигура как олицетворение силы дышала мощью. Древнегреческий бог спустился с Олимпа и окрылял нас, простых смертных. Я думал, что ворвись сюда ещё хоть сотня убийц — мы бы бросились на них без раздумий. Солдаты плакали, их мужественные лица приобрели совершенно детский и восторженный вид. Некоторые открыто молились, нарушая не только знаменитую армейскую дисциплину (кто бы имел сердце столь каменное, чтобы упрекнуть их в том?), но и привычки священные, вздымая обе руки вверх, обращаясь впрямую к высшей силе подобно древним язычникам. Дежурный офицер, сейчас я разглядел его, то был молодой поручик князь П-н, сам казался взволнован сверх меры позволительной его должности. Ещё немного — и нас бы охватило исступление экстаза сходного с религиозным.
Врач все не шёл, но много ли он мог сделать? Безумцы, посягнувшие на устои, были изорваны штыками и избиты прикладами и ногами. Остановить солдат не было ни возможности, ни желания. Только один из мятежников ещё дышал. Удивительно, но то был предводитель. Физическая близость к государю помешала гренадерам полностью выразить ему свои верноподданейшие чувства, или особо крепкое здоровье — я не знал. Молодой ещё совсем человек, младше меня, едва дышал пребывая в глубоком беспамятстве.
— Нелидов! — с отвращением и брезгливостью сплюнул государь. — Чего же тебе было мало? Порода…
Тогда и я узнал его. Действительно, то был Нелидов, блестящий офицер и любимец женщин, как принято в среде кавалергардов. Самое невероятное, оттого пугающее, было то, что юный Аркадий приходится родным братом той, что сумела обратить на себя взор его величества, и взор благосклонный. Неизвестно как оно там выйдет, но брат фаворитки — положение весомее многих. Прямой путь к высотам карьеры. Что же произошло? Что сподвигло человека перед которым открывались все дороги? Древний род…тут я осёкся. Действительно древний род, даже слишком. Неужели…? Но поспешил отогнать мысль сколь нелепую, столь и чудовищную в своей крамоле.