Выбрать главу

С чего начать? Каков план действий? Тактика, стратегия? Наличие денег, тем более что скоро я перешёл из статуса наследника в статус их владельца, наводило на мысль о финансовой подпитке Пушкина. Это ведь логично. Не секрет, что перед роковой дуэлью поэту маячила долговая яма, в которую он падал все глубже. Долги, долги, долги. Выхода не было, только стреляться. Но если выправить ситуацию? Здесь следовало быть аккуратным. Во-первых, Пушкин плохо вёл свои дела. Во-вторых, он был не один, а вся многочисленная родня вела их ещё хуже. В-третьих, и это смущало больше всего, на дворе был ещё 1830 год, он даже не был женат, и весьма далёк от кризиса 1836−37 годов.

Значило ли это, что спешить некуда? С точки зрения «поддержки поэта» — да, а с моего желания вернуться? Семь лет… как минимум семь лет. Это срок.

— О чём задумался, сын Афанасиевич?

Я вздрогнул, поняв, что погрузился в воспоминания не тогда когда следовало.

— Английский сплин, Александр Сергеевич.

— А-ха-ха-ха. У тебя язык подвешен, Стёпа, тебе ли хандрить? Всё будет замечательно. Государь и тогда тебя узнал, вспомнил. Тем более сейчас не забудет.

«Нет, хорошо быть барином от рождения, — пробежала завистливая мысль, — всё просто и понятно. Плевать, что город едва по бревнышку не растащили, правда? Славно ведь все закончилось. Проигравших нет, кроме покойников. Так за них молебнов отслужили столько, в ушах звенит. И ещё отслужат. Император как никогда ранее нуждается в сплочении с дворянством, пусть и мнимом. Подковёрные схватки идут. Пушкин — спаситель! Всем удобен. Не военный, невысокий чин, зато род древний. И вирши слагать умеет, значит боженька его поцеловал. Одно к одному. И сам хорош. На что ум острый, да глаз ясный, а всё туда же. Почуял барин, что быть ему генералом, вот и не сидится. Наслаждается моментом. Ай, да Пушкин, так сказать».

— Да мне награды царские не сильно и надобны, Александр Сергеевич, — прогудел я нарочито мужицким басом, — вы не поверите, но не о том я думаю.

— А о чём?

— О России думаю, Александр Сергеевич. О ней, родимой.

— Что же ты думаешь? Удиви, сын Афанасиевич!

— Да что земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет… о том и думаю.

— Эво как. И это прочёл. Ты только, Стёпушка, царю такое в лицо не скажи.

— Отчего же не сказать, коли правда?

— Погоди, погоди! — посерьёзнел Пушкин. — Ты не скандал ли учинить вздумал? Не смей, слышишь?

— То не скандал. Это у вас, у господ сие скандал, а у нас, мужиков лапотных — правда крестьянская!

— Это ты что ли, мужик лапотный? Эх, Стёпа, не знал бы я, что ты шутишь… — с облегчением улыбнулся будущий генерал.

Знали бы вы, Александр Сергеевич, что я не шучу.

* * *

Портить ему миг славы, я, разумеется, не стал. Да как бы и мог, если черёд мой представать пред очи «василиска», был за ним, и даже не в тот день!

Вообще, правила награждений казались непривычными. Никакого тебе общего сбора, речей на часок-другой, аплодисментов, переходящих в бурные овации. Министр Двора посылал приглашение. В назначенный час приглашенный являлся, его провожали в царский кабинет, где помазанник божий и вручал награду. Свидетелей — несколько человек, сам министр Двора, кто-то от орденского капитула, ну и секретарь. Вот и всё. Заслужил — носи. Не забудь, кстати, внести в орденскую кассу взнос, ордена денег стоят. Нет, потом будет и общий сбор, да не один, если считать таковыми непременную серию роскошных обедов и балов посвящённых всему этому. Но сама процедура весьма и весьма скромна.

Пушкин, однако, светился так, что я задумался о своевременности вспомнить об изобретении электричества. Полезная вещь, делит цивилизацию на до и после.

Кем был Пушкин до того? Знатный дворянин, великолепный писатель, муж красавицы жены и надворный советник. А кем стал после? Статский советник! Не шутки. Генерала царь сразу не дал, но по-понятиям этого времени продолжается взлёт почти вертикальный. Второй раз за пару месяцев прыжок через два чина! Ох, прибавится у вас недоброжелателей, Александр Сергеевич. То ли 12, то ли 16 лет безупречной службы разом перескочил. А люди безупречной службы такое не любят. Смотрят косо. Как же это понимать, думают они, у нас служба безупречна, сиречь идеальна, а тут такое! Не является ли этакое бельмо в глазу нам упрёком?