Степан молчал, чувствуя некоторую потерянность. Он так и не смог соорудить никакой достаточно твёрдой версии о самом себе за минувшее время. Нужна была внутренняя база человека современного этим людям, чтобы поверили, иначе не сходилось. Многие могли сказать кем он не являлся, но никто не мог назвать кем он был. Приходилось выплывать на загадочности. На интересе к непонятному. В который раз подумалось как повезло ему с Пушкиным.
— Вы представьте, представьте себе русский флот под флагами Мальтийского Ордена. Государь собирался действовать именно таким образом. Это что, по-вашему, глупость? Игра? Нет-с, то есть рука гения. Одно дело — флот какого-либо государства, другое — если он ещё и орденский. Мальтийский крест с Андреем Первозванным. Государь прямо желал восстановить орденские караваны. Любое действие, или почти любое превращалось в поступь Веры. Понимаете?
— Понимаю, — поразмыслив, Степан согласился, — за всё хорошее против всего плохого.
— Да! Именно. Вы красиво владеете словом, юноша. — Литта впился острым взглядом в Степана, будто почуяв добычу. — Хорошо сказано. За всё хорошее против всего плохого. Дворянство Европы не могло бы выступить против подобного. Священная война. У кого в предках нет героев Крестовых походов? А тут как раз оформление в новый Крестовый поход, только когда за спиной воля могучего государства с неисчислимым народом. Что не сумели отдельные феодалы, смог бы российский император. Не забудьте о Мальте — стоит занять её достаточным гарнизоном и половина Средиземного моря ваша. Недаром англичане так вцепились в неё. Турция была бы обречена.
— Насколько мне известно, подобные замыслы не могут не встретить серьезнейшего противодействия от тех, кто не желал бы усиления России. То есть тех же европейских держав. — осторожно заметил сын Афанасиевич.
— Верно. Вы понимаете политику. — Литта подарил Степану ещё более острый взгляд. — Но поймите как тасовалась колода. Франция стала исчадием Ада. Головы благородных людей катились с гильотин. Эта болезнь стремилась расшириться, выйти за пределы, подчинить себе всю Европу. Австрийцы показали, что они неспособны противостоять злу одни. Немцы тем более. Англия пряталась за каналом. Поход Франции в Европу был неизбежен как закат солнца. С Наполеоном или без. Оставался один вопрос — кто возглавит рассвет. Государь Павел был готов.
— Как же вы объясните его внезапную дружбу с Бонапартом? — не сдавался Степан.
— Красивый ход, не более того. — поморщился граф. — Коли вы интересуетесь политикой, то должны знать, что всякий ходит в своих интересах. Верно, что усиления России никто не желал. Хотелось использовать её войска в своих интересах и тем ограничиться. Император понимал это. Его так называемая дружба с Наполеоном служила цели развязать тому руки. Французы нанесли бы такие удары по прочей Европе, что спаситель мог претендовать на многое, на очень многое. Австрия ослаблялась настолько, что ей бы стало не до интересов на Балканах. Англия не знала бы что делать и, вероятно, отдала бы Мальту. Франция общим усилием должна была быть повержена и тем самым временно выбывала из игры. Таков был приблизительный план. В той или иной мере он был осуществлён наследником государя. Но не так, не так.
— Интересно. Что вы скажете об идее единства церквей? Разве это не химера?
— Вы знаете латынь?
— Нет, увы.
— Напрасно. Почему химера? Знаете, жизнь так устроена, что самые безумные планы, оказавшись успешными, величают гениальными, а самые разумные, но провалившиеся — глупыми. Момент для единства был вполне подходящим. Поймите — менялась вся жизнь. Антихрист шёл за головами. Объединивший силы для противлению злу получал всё. Или почти всё. Добавьте вопрос культуры.
— Культуры?
— Быть глупым вам не к лицу, говоря вашими словами. Неужели неясно? Россия, при всей моей любви к нашему государству, страна культурно отсталая. Недостаток культуры можно было заменить силой религии, веры. Хотя бы частично. Антихрист, Зло, Франция, всё это написало на знамёнах лозунги культуры и цивилизации для народов отсталых, то есть всех остальных. Плевать, что сами ещё вчера ели руками и мочились в камин. Россия не могла ответить тем же, оставалось поднять знамёна с именем веры в Господа нашего. Сила удара от возможного объединения католичества с православием, когда обе стороны считали бы это своим успехом, могла смести горы. Государь погиб в самом начале пути, когда только начал выстраивать конструкцию будущей победы. Можно сожалеть, можно радоваться, но смеяться я бы вам не советовал.