— Как скажете. — Степан примирительно поднял руки. — Считайте, что я вашем распоряжении. Вы желаете доверить мне честь изображать вас? Я согласен, если вам по сердцу подобная мысль.
— Иными словами, вы говорите «мне всё равно». Пусть так. Однако, сколь мне известно, — тут от прищура графа Степан вздрогнул, — есть некоторые вещи на которые вам не всё равно.
— Как и у каждого человека.
— Не каждый человек бывает избран Провидением для спасения помазанников Божьих. Не изображайте бедность духа. Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали на маскараде в моем орденском виде. И маске. Знаете, проблема неудавшихся покушений заключена в том, что неизбежно следуют всё новые попытки. Я не мог спасти государя в жизни. Быть может, мне удастся это в шуточном балу, с вашей помощью.
— Подождите, подождите, — замотал головою сын Афанасиевич, — вы ожидаете покушения?
— И да и нет. Кто знает, юноша, кто знает. Но мне бы ничего так не хотелось, как в случае подобного злодейства, как оказаться рядом и отвести руку злодеев. Сам я уже старик. Но вы молоды, сильны, удачливы. Вы можете справиться. А мой мундир станет судейской мантией… тем кому надо — те поймут.
— Но если не справлюсь? Или вовсе ничего не случится? — Степану показалось, что собеседник немного не в себе.
— Всё в руках Господа, на всё воля Его. А что в моих руках — то в моих. В таком случае вы останетесь без награды, только и всего. Что очень расстроит не только вас, но, поверьте, и меня.
— Награды? Какой ещё награды? Разве дело вообще в наградах?
— Разве я вам не сказал? — деланно удивился Юлий Помпеевич. — Если получится всё так как я ожидаю, как говорит мне сердце и шепчет разум… Я открою перед вами возможности, которые вы пока ещё не сможете осознать. Я усыновлю вас. — с этими словами великолепный дворянин откинулся назад с удовольствием наслаждаясь произведенным эффектом.
Степан сидел вытаращив глаза. Долли впервые за всю их беседу подавала какие-то звуки. Её душил кашель.
Глава 24
— Изумлены? — граф расхохотался, довольный произведенным эффектом.
— Изумлен. — подтвердил Степан. — Вы, должно быть, пошутили, ваше сиятельство.
— Нет. Вы, может быть, не знаете, но у меня нет наследников.
— А ваши братья?
— Мертвы. Есть племянник, сейчас он второй герцог Литта и восьмой маркиз Гамбино. Только зачем ему моё состояние? Оно родилось здесь, в России, пусть ей и служит.
— Велико состояние, ваше сиятельство? — улыбнулся Степан, которому все это казалось если не сном, то басней.
— Весьма велико, мой деловой юноша. Столь велико, что я, пожалуй, не рискну озвучивать его пределы столь рано. Во избежание у вас учащенного сердцебиение, ведь вам потребуется хладнокровие. Скажу только, что… а, впрочем, сами думайте. Покойная моя супруга была очень богата. Её первый муж был богач, милости её дядюшка были беспримерны. Добавьте, что я никогда не жил за её счёт, благодаря милостям государей. И никогда не тратил больше получаемого. Большего не скажу.
— Почему вы выбрали меня, человека не близкого, неизвестного? Знаете, ваше сиятельство, но я тоже немного знаю людей. И знание это говорит мне, что вы переставили все местами.
Граф смешно почмокал губами и выразил на лице скептицизм.
— Может да, может нет. Почему вы? А почему не вы? У меня нет наследника, говорю вам. Великолепие закона дозволяет оставить наследство кому угодно. Но кому?
— Разве мало достойных людей? Или нуждающихся. Благотворительность на закате жизни вполне логична. Разве нет? Ваше сиятельство? Богадельни, училища.
— В корень зрите, юноша. Но вы слепы как и вся молодёжь. И я был слеп в ваши годы. Так, слегка глядел. Одним глазком. Вы правы в том, что хочется сотворить благо. Но как и кому? Мне пришлось перебрать много кандидатур, и все для того только, чтобы понять — не там я ищу. Наследников по линии жены у меня много. Должно быть, я и сам удивлюсь сколько, выстройся они передо мною. Что выйдет из них? Очередные шалопаи, швыряющие золото на ветер? Ветренные кокетки, осыпающие себя жемчугами? Достойные люди? Кто это? Те что со всей ответственностью подойдут к делу, засучат рукава и взвалят на себя мучительной труд разумного, по их мнению, управления состоянием? Для чего, во имя чего? Чтобы из тридцати миллионов к концу жизни насчитать шестьдесят?
— Тридцати миллионов?! — не то проговорила, не то прохрипела Долли.