Александр Христофорович совершенно спокойно, говоря как о рутинном деле, предложил ему провести обыск и допрос в Английском клубе Санкт-Петербурга.
— Предвосхищая ваши вопросы, отвечу сразу — да. Я осознаю, что предлагаю вам. Но информация верна, карета преступника направилась прямо на Мойку и останавливалась у входа в клуб. Есть и ещё соображения, о которых вам знать не нужно. Нити ведут туда, я уверен. И вам, Сергей Александрович, предстоит разворошить это осиное гнездо. Или — вы погибнете.
— Но… Александр Христофорович…
— Согласен, вы можете погибнуть и там. Но есть шанс. Бездействие вам не предоставит его вовсе. И знаете, ведь даже лучше, что на улицах идут убийства и грабежи. Они, бесчинства, прикрывают вас.
— Не понимаю, ваше светлость.
— Критическая ситуация не только оправдывает, она требует критических мер. Вы не хуже меня знаете, что есть Английский Клуб.
Кокошкин, разумеется, знал. Попасть даже в рядовые члены клуба, или, вернее, собрания, было нетривиальной задачей. Свыше тысячи кандидатов ожидали своей очереди, иногда десятилетия. Каждый новичок рассматривался отдельно, непременно по поручительству минимум двух уже действующих членов, и принимался согласно итогу тайного голосования. Представители высшей знати империи, самые заслуженные люди, военные, дипломаты, деятели культуры — вот кто входил в это собрание. Допускалось приводить гостей, по записи, не более одного от каждого члена клуба за раз. Иностранные дипломаты и прочие представители посольств имели право посещения собрания без предварительной записи. Женщинам вход был запрещён категорически.
Что же происходило за стенами столь закрытого сообщества? Всякое. Император Павел в свое время интересовался этим вопросом и получил ответ, что члены клуба только и делают, что пьют за его, императора, здоровье. Павел поверил на слово, и верил вплоть до роковой ночи в Михайловском замке.
Впрочем, кухня собрания и впрямь была великолепна, а обеды и мастерство поваров — легендарны.
Зайти в Английский Клуб с полицейским обыском, тем самым нанести смертельное оскорбление всем этим людям… Кокошкин не был уверен, что идея застрелиться сразу — хуже.
— Да, можно и застрелиться, — угадал его мысль Бенкендорф, — но можно и победить. Идея рискованная, можно сказать отчаянная. Но в случае удачи и успех станет неотразимо сокрушителен. Не находите?
— Что вы имеете ввиду, ваше сиятельство?
— Рассудите сами, Сергей Александрович. Покушение на государя императора есть ничто иное как покушение на существующий и богом данный порядок вещей. Так?
— Так, ваше сиятельство.
— Значит, любое действие направленное на поимку преступников, есть действие в защиту государя и богоугодно. Верно?
— Верно, ваше сиятельство.
— Подумайте, Сергей Александрович, как может все сложиться хорошо и как может сложиться все плохо. В случае успеха, вы, можно сказать, поймаете звезду удачи, которая сама упадёт вам в руки. Тяжёлые времена, пожар в императорской резиденции, покушение, бунт на улицах, куда ещё хуже? Но государь жив и ранен не слишком опасно, я верю, что все обойдётся. Господь не допустит иного, убережет помазанника. Император очнется, и, быть может, весьма скоро. Представить ему пойманного негодяя — что может быть лучше? Будь преступник простой сумасшедший — это одно, но что если здесь заговор? А у меня есть все основания считать, что именно заговор и есть. Раскрытие подобного стоит тысячи сумасшедших. И как будете выглядеть в глазах государя вы, не побоявшийся поставить все на карту во имя долга, не испугавшийся действовать там, где мало найдётся охотников. Это прямой путь в министры как самое меньшее. Ну а в случае неудачи, чего быть не может, конечно, тогда вам будет плохо. Однако, вам и так будет плохо. Доживать свои дни с захолустном городе, кляня себя за то что не попытались переиграть обстоятельства? Нет, вы не такой человек, Сергей Александрович.
Когда было нужно, Бенкендорф умел уговаривать, интуитивно подбирая нужные слова. Сумел и в этот раз. Кокошкин дал свое согласие. Шеф жандармов вдруг понял, что предчувствует удачу.
«Может и выгореть, — подумал он, — осталось найти людей. Моих будет недостаточно».
— Живой, живой! — радостно смеялась Наталья Пушкина, приводя в смущение как супруга, так и его гостя.
— Вы очень непосредственны, дорогая. — заметил ей Александр.
— Живой, живой! — Наталья не заметила, как стала пританцовывать. Она на самом деле была рада.
— Ну хватит, Натали. — подпустил Пушкин строгости.
— Все обошлось, я знала, что все обойдётся! Но он тебя ранил?