Однажды после собрания Генрих Пашкевич вышел из зала заседаний последним. Он остановил лифт в библиотеке и осмотрелся.
«Если Бурса поймёт по звуку, что я не спустился и не ушёл, — определил он для себя, — то всё равно пять-десять минут у меня будут».
Полковник быстро прошёл к двери в комнату Сергея Филипповича, но стучать не стал, а с размаху выломал слабую эту дверь плечом и вошёл в комнату. Несчастный секретарь сидел на своей постели. Сразу бросились в глаза его смертельная бледность и блёклые мутные глаза умирающего человека. Когда дверь распахнулась, он осторожно повернул голову, но ничего не сказал.
— Прошу прощения, — сказал Генрих, прислушиваясь и пытаясь понять, не идёт ли по коридору магистр. — У меня к Вам, Сергей Филиппович срочное дело, а Вы уж месяц из комнаты не выходите.
— Пойдите вон, — очень-очень тихо проговорил секретарь. — Я Вас не знаю.
Пашкевич, преодолев отвращение и стыд, шагнул к кровати, взял несчастного за грудки и с силой поднял.
— Я убью Вас или заставлю говорить со мной.
— Убейте, — вдруг оживился секретарь. — Убейте, сделайте одолжение.
— Так Вам хочется, чтобы я Вас убил?
— Убейте, — вдруг взмолился секретарь, — у меня у самого силы духа недостаёт. Убейте.
— Хорошо, — сказал Генрих, — я вызову Вас на дуэль и прирежу, как барашка, если есть такая охота, но только в обмен на документы, которые у Вас хранятся.
— Какие документы?
— Те, что Наталья Андреевна на хранение Вам отдала.
— Берите, — секретарь сильно дёрнул узкими плечами.
— Где они?
— В тайнике Константина Эммануиловича в отдельном конверте. На конверте написано моё имя.
— Значит, бумаги спрятаны от Бурсы в его же тайнике, — восхитился Пашкевич. — Умно, умно.
Он быстро вышел, повернувшись на пороге:
— Простите, любезный, но я должен Вас огорчить, я солгал Вам. Я не могу убить Вас. Увы, за дуэль меня опять выставят из Общества.
Уже стоя в библиотеке перед тайником, Генрих Пашкевич услышал душераздирающий стон секретаря. Сергей Филиппович алкал смерти, но никак не мог умереть.
Аглая не ошиблась. В тайнике Бурсы в библиотеке нашёлся пакет, надписанный рукой секретаря. Тут же на месте Генрих и вскрыл конверт, и в его руках оказались те самые несколько страниц, недостающие в рукописи академика Ломохрустова.
«Мною был создан из цветка лотоса и ещё нескольких природных составляющих эликсир молодости, — писал Ломохрустов. — Состав этот, к великому сожалению, не продлевает жизнь человека, но может зато спасти от неминуемой смерти. Состав был опробован мною дважды на смертельно раненых людях, и оба раза результат превзошёл все ожидания. Изготовленный препарат может храниться любое время, если держать его в достаточно холодном месте. Сегодня 1785 года я спрятал большую бутыль с подготовленным препаратом в семейном склепе Кармазинова в тайной комнате. Здесь же я оставляю и сам рецепт. Коли суждено будет дневникам моим попасть в мир, даю подробные указания где искать».
Погрузившись в чтение, Генрих даже не услышал, как к нему подошёл Бурса.
— Почему Вы ещё здесь? — спросил он. — Шпионите?
— Да нет, — Генрих улыбнулся, протягивая Константину Эммануиловичу листки. — Это вынутые из дневника Ломохрустова страницы, точно указывающие на нужное место. Они всё это время лежали в Вашем сейфе, лежали прямо у Вас под носом. Кто в доме шпион, сами решайте, а на меня Вы зря подумали.
— Сергей Филиппович!?
Пашкевич кивнул. Вслед за Бурсой он пришёл в кабинет. Бурса прочёл бумаги.
— Теперь Вы поможете мне выручить Анну Владиславовну? — спросил Пашкевич, когда он закончил чтение.
— Конечно, — возбуждённо покивал Константин Эммануилович. — Конечно, теперь у нас с вами есть все основания требовать от «Пятиугольника» захвата поместья. Подумать страшно, неужели всё-таки я ещё при своей жизни возьму в руки бокал с эликсиром?
Разговор продолжался ещё час и был из библиотеки перенесён в кабинет. Бурса опасался, что их могут послушать и принял все меры предосторожности.
— На следующем заседании «Пятиугольника» Вы выдвинете свои новые предложения, подкреплённые дневником, — уже прощаясь, сказал Константин Эммануилович. — Я поддержу Вас. Уверен, что голосование окажется в нашу пользу.