Но музыканты сбились — очень неудачные были в тот день музыканты. Образовалась пауза, и Василию всё-таки удалось справиться со своим волнением.
Единственным человеком, который заметил появление хозяина особняка был ротмистр Удуев. Бурса спустился по лестнице, отдал короткие распоряжения слугам и исчез в другом конце зала.
«Что-то произошло, — подумал Удуев. — Что-то весьма серьёзное. У человека без веской причины не может быть такого выражения лица. У этого человека вообще не может быть подобного выражения лица — он умеет прятать своё лицо от других, умеет прятать свои чувства».
За окнами сыпал сухой снег. Снег закручивало, било в стёкла, и он блестел, преломляя свет огромных люстр.
— Вальс! — Вторично объявил распорядитель.
Но опять первые такты были прерваны — прерваны громким стоном. Анна сбросила со своей талии руку несчастного Василия и в раздражении повернулась. Все замерли.
Где-то в доме быстро одна с другой хлопали двери. В образовавшейся тишине были слышны напуганные возбуждённые голоса невидимых слуг. Все присутствующие в зале хорошо видели, как лицо Аглаи побелели, губы смялись в болезненной гримасе.
— Ничего, — сказала она с трудом, — сейчас пройдёт.
После долгих мгновений Аглая стояла неподвижно, вцепившись в локоть своего партнёра, потом качнулась и упала. По залу прокатился вздох.
Поймав девушку на руки, Трипольский крикнул:
— Воды!
После чего, не дожидаясь пока принесут воды, схватил с подноса, замершего в испуге лакея, бокал с ледяным шампанским и плеснул его в лицо Аглаи.
Глаза девушки закатились, она вся дрожала, как от сильного озноба, но каким-то невероятным усилием всё-таки приговорила:
— Простите, барин… — голос её звучал еле слышно, но не было вокруг человека не понявшего этих двух слов.
— Рана ещё не зажила, — объяснил Трипольский. — Но думаю она скоро очнётся.
— Что ж, серьёзное ранение? — приближаясь поинтересовался ротмистр Удуев.
— Пустяк. Попала под французскую пулю. Никакой опасности, — в голосе Трипольского явно прочитывалось беспокойство. — Она молодец, она очень сильная. Вот увидите, завтра на балу у графа Т… мы опять будем с ней танцевать.
Трипольский сам укутал Аглаю в шубу и вынес на руках на улицу. Все кинулись к окнам.
В полутьме за снегом можно было разглядеть, как Андрей Андреевич устраивает девушку в санях, накрывает её пологом, после чего долетело с улицы резкое: «Гони!» и сани с шелестом растворились во мраке.
Сам Трипольский вернулся в гостиную. Отряхнулся, осмотрелся, медленно поворачивая голову, и вдруг с широкой улыбкой подступил к Анне.
— Я рассчитываю на следующий танец, — сказал он, смерив каким-то нехорошим язвительным взглядом Василия с головы до ног. — Уверен, следующим номером у нас будет мазурка.
Руки мертвеца застыли на деревянных лифтовых рычагах, пальцы побелели и остыли. Пришлось отделять их по одному.
Лампы наполняли кабинет сильным, почти немигающим светом. Дверь заперли изнутри, портьеры на окнах опустили.
Ощущая неприятную слабость в ногах, Бурса отступил вглубь библиотеки и наблюдал оттуда. В первую минуту он сбежал вниз по лестнице, и сгоряча накинулся на слуг. Однако вовремя прикусил язык — никто не должен был знать о шпионе. Никто не должен был знать об убийстве. Расследовать произошедшее следовало тихо.
Не решившись позвать слуг, Константин Эммануилович пригласил в свой кабинет секретаря и Наталью Андреевну. Он воспользовался тем, что гости устремились к окнам наблюдать, как владетельный граф Трипольский собственноручно отнесёт в сани крепостную девку Аглаю.
Княгиня и библиотекарь покинули гостиную не привлекая внимания.
По приказу генерала, Сергей Филиппович вытянул мёртвое, уже теряющее гибкость тело, из кресла, и при помощи бесстрастной Натальи Андреевны, уложил его на полу. Секретарь был бледен и кривит губы.
— Я не могу больше, — прошептал он.
— Нужно доктора, — сказал Бурса.
Секретарь поднял голову.
— Зачем?
— Мы должны установить причину смерти.
— По-моему она ясна.
Секретарь мизинцем указал на торчащий из груди мертвеца кухонный нож с круглой деревянной рукояткой.
— Действительно, не стоит доктора, — сказала Наталья Андреевна. — Даже если перед тем, как заколоть его отравили, это ничего не меняет. Огласка нам теперь опасней самого убийства.
Она отошла и присела в кресло.
— Ты допросил слуг?