Гудение, толчок в грудь… Я ощутила на своем горле теплые и легкие пальцы… Еще один толчок, и ничего не осталось, ни одной мысли. Глаза мои были открыты. Кажется, я продолжала улыбаться. Надо мною снова склонилось женское лицо, и это была не стюардесса.
— Не бойся! — сказала женщина. — Меня зовут Антонина! — Я смотрела на нее и никак не могла сообразить: живая она или мертвая. — Ты помнишь себя?
Наверное, я отрицательно покачала головой.
— Ну и хорошо!.. — сказала она.
Я не могла шевельнуться.
— Извини!
Длинный нож вонзился мне в щеку. От боли и ужаса я, наверное, закричала, но сама не услышала этого крика… Только холодный поток воздуха из кондиционера заледенил свежую рану… В налетающих порывах боли я даже несколько раз теряла зрение. Мне запомнилось, что ножей было несколько. Ножи, узкие и острые, кроили мою плоть, меняли ее…
— Потерпи… Потерпи… — шептала на одной хриплой ноте эта женщина. — Потерпи… Потерпи…
С какого-то момента я перестала испытывать боль. Не в состоянии пошевелить рукой, я только вздрагивала, когда очередной нож завершал свою работу и следующий с силой вонзался в мое тело. Освободившись от боли, я смогла немного осмотреться. Помощи ждать было не от кого. Мертвые полностью овладели ситуацией. Те из живых, что еще не лишились сознания, ничем не смогли бы мне помочь. Что они могут сделать, слепые? Рядом с моим креслом, широко зевнув, повалилась на пол стюардесса. На ногах осталась только незнакомая старуха. Судорожным движением старуха — кажется, доктор — все пыталась спрятать за спину сумочку. Почему-то мертвые даже не пытались к ней подступиться…
Никакого дыхания… Я не дышу? Кто я, если не человек? Оказалось, что можно закрыть глаза. И сквозь сомкнутые веки я продолжала видеть. Большая капля крови скатилась со лба, затуманивая обзор…
— Кто я?
— Потерпи!.. Потерпи…
В жизни я не видела столько оборванных, грязных мертвецов. Все это были либо дети, либо подростки; я разглядывала их, пыталась запомнить. Потом мое внимание привлекли двое живых: мужчина и мальчик — они сидели в другом ряду. На коленях мужчины лежал старенький докторский саквояж. Сквозь закрытые веки я ясно увидела, как эта Антонина шагнула к ним и, не открывая замков, запустила в саквояж свои противные руки. До того крикнул мальчик или это было потом, не вспомнить, но крик его застрял в голове:
— Помогите Анне! — крикнул ребенок, и мужчина ответил ему. Это было похоже на перекличку одного и того же существа с двумя разными головами и одним сердцем.
— Это нужно выбросить из самолета!
II
Я задыхалась. Кажется, я просила пить. Я была как пьяная. Старуха-доктор одевала меня, будто ребенка. Все тело чесалось. Одежда не подходила по размеру. Голова моя сладко кружилась, и ни о чем не хотелось думать.
Мы шли вдвоем со старухой по огромному бетонному полю, вокруг сияли белые прожектора. Я ничего не могла понять, даже и не пыталась. Что может понять человек, который не в состоянии припомнить своего имени? Почему-то я была совершено убеждена, что старуха меня не бросит, что мне помогут, и поэтому слушалась. Я дала усадить себя в машину. Старуха устроилась рядом, и мы поехали.
Было жарко, глаза немного подсохли от слез, я попыталась все-таки осмотреться. Вокруг был незнакомый, другой город. Без сомнения, другой. Нет у нас в городе таких проспектов и зданий, нет у нас такой ночи с фиолетовым небом и белыми звездами. Никогда в жизни я не видела пустых улиц. Даже в полночь на улице всегда было полно народу, а здесь пусто: только проскочит мимо редкая встречная машина, вспыхнут на миг фары, гуднет клаксон.
Какое-то движение на тротуаре привлекло мое внимание, я повернула голову. Ничего особенного: мертвые подростки. Они переворачивали мусорные бачки и, перебрасывая ногами консервную банку, бежали вдоль шоссе. Они пританцовывали и забивали дребезжащие голы в темные провалы подворотен. Самые обыкновенные мальчишки. Какое-то время они не отставали от нашей машины. Я их уже видела. Когда я их видела? Я видела их совсем недавно… В самолете…
Не подумав, я спросила об этом старушку — хотелось окончательно увязать тех в самолете, с этими на тротуаре, — но, кажется, только напугала своего доброго доктора. Конечно, напугала. Она же не могла видеть мертвых.
Консервная банка, отброшенная ногой, с грохотом покатилась по шоссе, я проследила за ней глазами. Коричневая ржавая пустышка провалилась в туман, и тут же на ее месте — прежде чем увидеть, я ясно ощутила это — возникло что-то другое. Выплыла и приобрела очертания желтая милицейская машина с мигалкой. В обращенном ко мне взгляде старухи прочитывался вопрос.