— Умрет — узнает! — буркнул мужчина в двубортном костюме.
— Конечно, — согласилась седая. — Умрет — узнает. Все мы прошли эту стадию. Все мы, когда нас назначали на этот внешне малозначительный пост, не были в курсе, и вот мы здесь.
— Чего вы от меня хотите? — спросила я. — Вам нужна какая-то моя помощь? Вообще, я не понимаю, кто вас больше интересует — живые или мертвые?
— Мы в равной степени учитываем права как мертвых, так и живых. Мы, конечно же, заинтересованы в сотрудничестве.
Будто порывом сквозняка меня вытолкнуло за дверь и, как в тесто, погрузило в собственное тело.
— Нас, кажется, не пригласили! — сказал полковник и потер свои ладони о колени. Ладони были мокрыми от пота.
В эту минуту я отчетливо поняла, что рядом со мной на банкетке сидит кандидат в крепы. Второй частью его послужит старуха Герда Максимовна, а механическим компонентом может стать любой из этих симпатичных роботов. Им может стать, например, механическая секретарша, листающая отчет с буквами-картами для маленьких мертвецов.
VIII
Ночью я лежала в той же комнате, что и накануне, и, напряженно прислушиваясь к окружающему зыбкому миру, пыталась связать между собой все известные мне факты и уловить хоть какое-то подобие смысла. Но ничего не получалось. В комнате еще сохранялся запах цветов. Старики заснули, я слышала, как они ворочаются за стеной. Отдаленные, доносились и разлетались вдрызг смутные голоса города. Что я узнала? Узнала, что существует некая Комиссия по аномальным явлениям. Ничего особенного в комиссии этой нет. Может быть, когда-то те люди, что ее создали, и были учеными, но их давным-давно заменили обычные бюрократы. Когда глава комиссии умирает, он присоединяется к мертвой ее части. Мертвые вообще значительно функциональнее живых. Комиссию интересуют крепы. Но чего они хотят на самом деле? Зачем они наняли эту банду, зачем они отняли у меня память? В самолете меня нейтрализовали, зачем? Ведь если я креп, должна же у меня быть какая-то конкретная цель, ведь не зря я превратилась в Арину и села в этот самолет? Но может быть, они хотят обратного, хотят уничтожить крепов? В этом случае меня лишили памяти для того, чтобы изучить.
Закрывая глаза, я ясно видела то, что произойдет через какие-то несколько часов. Вот полковник стоит посреди комнаты с телефонной трубкой в руке. Вот полковник заправляет детский водяной пистолет белым порошком. Вот мгновенно осунувшееся лицо Герды Максимовны. Знакомая желтая машина внизу под окном. Полковник садится в военный джип….
«Алан Маркович привез отчет, — думала я. — Зачем понадобилось уничтожать отчет, если он все равно предназначался им? Ну, предположим, Алан мог пойти куда-нибудь в другое место, предположим, они застраховались таким образом… А может быть, просто хотели сбить его с толку и заставить молчать…»
Я заснула, и сон мой был теплым, без сновидений. Утром все совпало — все, что я увидела перед сном, и все, что произошло в квартире. Картинки накладывались одна на другую. Отличие только в том, что будущее в угаданной перспективе было холодным, а когда все произошло на самом деле, каждое действие оказалось наполнено грустью и тревогой. Не знаю, хотела ли я на самом деле чем-то помочь старикам.
Полковник уехал. Мы, как две дуры, уселись со старухой на кухне и какое-то время промолчали. Потом она все-таки решила если не помыть пол, то хотя бы пропылесосить ковры. Она пошла в комнату и размотала провод. Втыкая вилку в розетку, я смотрела на ее затылок — волосы смешно задрались и дрожали. Пока старуха ползала по ковру, я незаметно и бесшумно прошла в кабинет.
Почему я действовала так, а не иначе? Я не могла ясно ответить себе на этот вопрос. Будто мною руководила чужая рука, руководила мягко, но не допуская сопротивления. Я сняла с полки, интуитивно нащупав, книгу — это оказался псалтырь, — раскрыла и положила, развернутый, на середину стола. За стеной гудел пылесос.
Потом я заперлась у себя в комнате и рухнула на постель.
Пылесос за стеною смолк, и я услышала, как старуха прошла в кабинет. Я напряженно вслушивалась, я могла даже уловить шелест страниц и громкое дыхание старухи. Я представила себе, как она перекладывает страницы, и от этого шороха, от этого дыхания ощутила беспокойство. Поднявшись, я быстро прошла по своей маленькой комнате от окна к закрытой двери, потом обратно, опять от окна к двери. Перед глазами, вдруг затуманившимися от слез, замелькали темные, но довольно ясные образы. Я остановилась, присела на постель и, кажется, застонала.