Выбрать главу

— Похоже, да не совсем.

— Вы в деревню?

Алан кивнул.

— Не стоит вам туда, — сказал танкист. Он протянул руку и представился: — Дмитрий!

— Градов Алан Маркович. Погодите, а ваша фамилия не Лепешников?

— Лепешников.

— Ну, в таком случае привет от Егора Кузьмича!

Они шли теперь по мокрому, просвеченному солнцем лесу, и Алан готов был молиться на эту чудом сохранившуюся в кармане плаща таблетку.

— Послушайте, Дмитрий. Послушайте, вы, как я понял, в курсе того, что здесь происходит?

Танкист покивал. Неожиданно он остановился и поднял большой деревянный люк, замаскированный дерном. Вниз вела деревянная лестница.

— Прячетесь? — спросил Алан Маркович, следуя за танкистом.

— Нет, просто с жильем в деревне туговато. Очень народу много. Заключили соглашение, но по этому соглашению мы можем жить в домах только четыре часа в сутки, а почту занимаем только раз в неделю. Всем плевать, на чьей стороне ты при жизни дрался. И военная доктрина не имеет никакого значения. Здесь считаются только с числом погибших.

— И много вас?

— Четыре танка — «тридцатьчетверки», да полроты пехоты. В основном ребята с Первой мировой, но есть и со Второй несколько человек: два минера, небольшая артиллерия, восемь полевых орудий и миномет. Еще десятка два драгун с восемьсот двенадцатого года. Комсомольцев из продразверстки я не считаю — они сумасшедшие, почти как эти птицы!

Под землей оказалось сухо и уютно. Везде к потолку подвешены электрические лампочки: слабенький их желтый свет не оставлял ни одного слепого угла. Полы застелены некрашеной широкой доской, дверей нет, но по сторонам широкого низкого коридора тянутся ряды прямоугольных отверстий, завешенных то старой шинелью, то куском брезента, то неожиданно ярким легоньким ситцем. Пахло лекарствами и вареной картошкой. Алан Маркович протянул руку и потрогал пальцами лампочку — та оказалась горячей.

— Электричество настоящее, — объяснил Лепешников, поднимая толстый брезентовый полог и приглашая в одну из подземных комнат. — Динамку поставили, а бензина навалом. Аэродром немецкий весь разворотило, а три цистерны с горючим на путях целехоньки — вот и пользуемся. При таком напряжении на двести лет должно хватить. Я даже электробритву себе припас. Потом решил, в бороде теплее. За сорок лет, видите, какие катакомбы выкопали. Только вы, Алан Маркович, имейте в виду, — он опустился на грубый табурет и закурил самокрутку, — рыли только мертвые. Если действие вашей таблетки закончится, а вы не успеете выйти на поверхность, задохнетесь под землей.

— Мальчик! Иди сюда, мальчик… — слышались в коридоре возбужденные женские голоса. — Мальчик, как тебя зовут?

Алан выглянул: красные матерчатые кресты, нашитые на белые косынки, грубые, с завязками на спине халаты кружили вокруг Олега, тонкие белые руки сестер милосердия летали вокруг него, увлекая куда-то в глубину подземелья.

— Ребенка давно не видели, — пояснил танкист. — В селе, конечно, есть дети. Но им не разрешают с нами. Кулачье, одним словом. Их много, а нас раз-два и обчелся. Мы победили здесь когда-то. С малыми потерями победили, поэтому нас и меньшинство. Убили бы Егора здесь, был бы с нами, молодым… Кстати, жив он еще?

— Умер!

— Давно?

— Нет, этой осенью. От рака.

Посредством полевого телефона Лепешников проинформировал своих соратников о появлении гостя, и в комнату постепенно стали стягиваться люди. Некоторые фигуры выступали явно, так явно, что на мгновение могло показаться, будто они живые, но в основной своей массе здесь мертвые были совсем другие — не такие, как в городе, а полупрозрачные, наплывающие друг на друга, зачастую лишенные индивидуальных черт. Порождения группового кошмара! Зачастую они были неразъединимы — все вперемешку: тела, пуговицы, фуражки, штыки… Никто из них никогда не лежал в могиле — не было у них могил. Скоро от дыма стало не продохнуть. Алану Марковичу сделалось совсем уж тепло и уютно. Вокруг скрипели табуретки, гудели охрипшие голоса:

— В дзот они ящики свезли.

— Да видел я их в деревне.

— В деревне они посылочки вскрывают: проверят — и туда, в дзот!

— Чушь, чушь все… Эти — из ящиков, я сам видел их в деревне.

Прикрепив к стене большую мятую карту и разгладив ее ладонью, Лепешников сказал, перекрывая другие голоса:

— Товарищи, я прошу тишины! — Он загасил свою самокрутку и водил по карте пальцем. — Серьезное дело! Вот он, этот дзот! — Ладонь его хлопнула посередине карты. — Здесь! Алан Маркович, — Лепешников повернулся к Алану, — пожалуйста, расскажите нам все, что вы знаете. Ясное дело, предстоит драка, так что нам бы хотелось прояснить суть вопроса.