— Ты можешь быть согласна, — сказала она, — зато он тебя бросил. И вообще, ты мне надоела. Ты у нас уже сто лет как кость в горле. Не человек, не робот, не пойми что. Аня, у тебя есть спички?
Анна сосредоточилась на своем кармане — лилипут, пытаясь выбраться, сильно колол ее в ладонь. Чиркнула спичка. Загоревшийся фитиль изогнулся в воздухе. Фонарик в руке Анны сам собою погас.
— Не нужно… — вяло попросила она. — Что ты делаешь, Элли? Я тебя звала помочь… А ты сводишь старые счеты! Лучше бы ты дома осталась…
— Пошли отсюда! — сказала Эльвира. — Мне действительно, кажется, пора…
На улице оказалось прохладно. Только что прошел коротенький дождь. Хлопали двери, пьяные полицаи выходили на улицу. Полицаев тоже заденет взрывом.
Они уже шли по улице, когда в темном воздухе рядом что-то мелькнуло. Эльвира говорила, говорила без умолку, молола какую-то уже совершенную чушь; с ее слов выходило, что в городе половина мертвых испарилась, а вторую половину крепы уж как-нибудь приберут к рукам. Анна прищурилась, преодолевая новый приступ ярости и озноба. Краем глаза она заметила мелькнувшего в воздухе знакомого черного воробья.
— Кромвель? — прошептала она.
— Что? — Эльвира замолкла и остановилась.
— Нет… Я так… Показалось… Ты что-то говорила о нашем городе? Рассказывай. Правда, очень интересно. Ты говоришь, мертвые исчезают. А живые?
XV
Не хотелось думать о красной шипящей точке подожженного фитиля, но Анна все время против воли возвращалась к ней. Шнур горел очень долго, но все-таки он догорел до конца. От взрыва выпало стекло в окне, и здание почты наполнилась запахом гари. Проводив Эльвиру, Анна устроилась возле ящика рации. Рядом суетились два немецких офицера. По плану операция должна была завершиться в ближайшие несколько минут. Все время кто-то входил. На пол сыпались узкие телетайпные ленты. Расшвыряв начищенным сапогом битое стекло, генерал (Анна никак не могла понять, тот же самый это генерал или уже другой) что-то приказывал. Вошел солдат в рогатой каске. Генерал уставился на него.
— Нападение на бункер! — рявкнул солдат.
За окном, перегораживая улицу, медленно полз огромный танк. Механическое чудовище волокло за собою на буксире маленькую тележку. На тележке в узком деревянном ящике стояли толстые медные стволы. Луна хорошо отражалась в меди. За танком показались какие-то верховые — кажется, французы.
— Один робот уничтожен. Один сильно поврежден. — Солдат от страха выкатывал глаза.
— Кто это сделал?
Генерал почему-то посмотрел сначала на Анну, потом перевел взгляд на улыбающегося лилипута.
— Не важно! — сказал лилипут. — По-моему, беспокоиться мы не станем — не велика потеря. — Он неприятно щелкнул крышечкой своих часов. — Все сделано с запасом. Одним меньше, одним больше — значения не имеет… Пусть от робота только костюм останется, он все равно пригоден. Но кто? — Лилипут задрал голову, чтобы разглядеть солдата, принесшего неприятное известие. — Кто это сделал?
— Живые!
— Живых уничтожить! — пискнул лилипут. — Всех!
Он расхаживал по столу, мерил маленькими шажками расстояние между чернильницей и толстой коленкоровой папкой, поглядывал на часы.
— Через пять минут мы закончим! — торжественным голосом сказал он.
Из радиопередатчика раздавалось потрескивание, шипение. Большие черные наушники висели на спинке стула рядом с Анной, и, даже не желая того, она прислушивалась. В наушниках, переплетаясь и множась, существовали, казалось, одновременно тысячи разговоров: деловые сводки, военные приказы, объяснения в любви, бытовые беседы, разгоны подчиненным, кто-то договаривался о встрече, а кто-то прощался навсегда.
«Мне не уцелеть, не уцелеть… — со всею ясностью поняла Анна. — Ничего у них не получится… Сделай они хоть тысячу новых крепов — ничего. С природой спорить бесполезно… Мертвый ты или живой, ты все равно просто человек. Человек! — Она прикусила от боли губы… В наушниках шуршали только ею слышимые голоса — казалось, это голоса всего человечества, видимого и невидимого. — Творение не спорит с творцом…»
— Вот он! — Солдат показывал в окно.
Лилипут даже подпрыгнул. Он пощелкал пальцами и заставил генерала взять себя на ладонь. Оттуда, как с обзорной площадки, он смог выглянуть на улицу.
Танк медленно разворачивался. Огромные гусеницы отбрасывали гальку, один камушек звякнул в стекло. Французы осаживали своих лошадей. Ящик с медными стволами при резком повороте завалился набок. Но появившийся на улице человек ничего этого просто не видел. Тимур — Анна сразу узнала его — прошел сквозь сверкающую высокую броню, обратив на нее внимания не больше, чем на легкий порыв ветра. Мастер шел медленно; было видно, как он устал.