Человечки были вырезаны из дерева, каждый ростом не более спички, но все они открывали маленькие рты, и глаза деревянных мальчиков откровенно поблескивали. Одеты же они были в маленькие платья из настоящей ткани. Звонким эхом голоса отдавались в деревянном футляре часов.
«Днем и ночью ходят они кругом по стенам его; злодеяния и бедствие посреди его.
Посреди его пагуба; обман и коварство не сходят с улиц его.
Ибо не враг поносит меня — это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною — от него я укрылся бы.
Но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой, с которым мы разделяли искренние беседы и ходили вместе в дом Божий.
Да найдет на них смерть; да сойдут они живыми в ад, ибо злодейство их в жилищах их, посреди их».
Я опять увидел себя стоящим на кладбище вблизи провинциального городка, и прямо передо мной была могила: на камне три имени и три даты. Мать, сын и отец. Рядом с именем Марты, как и с именем Олега, стояли дата рождения и дата смерти. Имя Алана Марковича имело пока только дату рождения и прочерк…
А на камне сверху лежал старенький ручной хронометр с поцарапанным стеклышком и короткими черными стрелками.
Я встряхнул головой. Наваждение пропало. Рядом стоял, опустив свои длинные нелепые руки, Свирид Михайлович, ему явно было неловко.
До боли в глазах я смотрел в небо. И кружили, кружили в синеве над лесом, полным ржавчиной прошедшей войны, странные черные птицы.
1984–1995