— Откуда вы меня знаете?
— Выпейте кофе.
Передо мной на вымытой стойке уже стояла чашечка кофе с молоком. Я взял ее. Чашечка оказалась ледяной.
— Зачем же так волноваться? — Бармен улыбнулся. — Выпейте кофе, успокойтесь…
Я покорно перешел за столик. За витриной было пусто — пустая улица. За толстым стеклом с мраморной табличкой — ни грузовика, ни микроавтобуса. Машина Геннадия Виссарионовича тоже пропала. Я отметил, что не слышал шума моторов, и пригубил кофе.
Кафе вовсе не было полным, как мне сперва показалось. Два мальчика пили лимонад и ели пирожные, в углу сидел старик с такой же, как у меня, чашечкой кофе, а совсем рядом со мной, у соседнего столика, стоял патлатый подросток. Я видел его сегодня утром в ресторане. Рядом с подростком — та самая девушка-кукла, и она тоже смотрела на меня. Мне стало смешно. Кто она? Кукла, удравшая из музея и переодетая девушкой, или девушка, работающая куклой в музее? Когда глаза мои встретились с ее почти живыми глазами, она сказала весело:
— Привет!
— Привет! — отозвался я.
— Нам, кажется, нужно поговорить.
«Что бы тут ни происходило, — подумал я, — это все происходит по кругу, неизменно возникают одни и те же лица. Если кто-нибудь попался тебе на глаза, то в течение двух часов ты опять встретишь этого человека».
XIII
Я взял свою чашечку и перешел к ним за столик. Я больше ничего не сказал, ждал, пока заговорят они, но они пили кофе и молчали. Наконец кукла лукаво сощурилась и спросила:
— А вы знаете, что вас хотят убить?
— Меня убить? Кто? — Мне стало совсем смешно. — Скажите, это вы в музее исполняете роль куклы или я обознался?
— Нет, вы не обознались, но вы все перепутали. Я — та самая кукла, исполняющая здесь роль девушки.
— Значит, все-таки мистика?! — Я поставил чашечку на стол так, чтобы произвести побольше звона.
— И нечего тут удивляться, — обиделась она. — В старые времена делали механизмы похлеще современных. Вы же сами электронщик, должны знать, что у каждой машины есть душа.
— Значит, магия?
— Да, магия, и нечего тут иронизировать.
Я повернулся к молодому человеку и, с трудом сдерживая нервный смех, спросил:
— И вы механизм?
— Нет, Тимур живой человек, — ответила за него кукла. — Мы любим друг друга, и нас объединяет общее дело.
В ее голосе действительно был какой-то хорошо скрытый металл.
Подросток протянул мне руку, ладонь была потная и квадратная. Немного потупившись, он представился:
— Тимур Саморыга.
— Очень приятно. — Я пожал эту ладонь. — Но поскольку вы не сумасшедший представитель завода и не механизм из музея, то скажите мне, Тимур Саморыга, что означает весь этот бред?
— А что вас интересует?
— Да уж так сразу и не скажешь. — Я опять отхлебнул холодного кофе. — У вас тут много интересного.
Мы немного постояли за столом молча, переминаясь с ноги на ногу.
— Саморыга? — вспомнил я. — Кажется, что-то было в музее?
— Я праправнук великого русского мастера Ивана Прокофьевича Саморыги, — сказал молодой человек. — Ее создателя. — И он смущенно показал глазами на свою спутницу.
Он хотел добавить что-то еще, но кукла резким движением прервала его:
— Тихо, Тимур, молчи! — Она взяла меня за руку. Ее голос стал звонким. — Некогда уже. — Она говорила очень быстро, обращаясь к подростку. — Ты вот что, Тимур, попробуй вывести его другим ходом. А я попытаюсь задержать…
Белый колпак за стойкой повернулся в нашу сторону. Подросток подтолкнул меня к небольшой двери, ведущей во внутренние помещения, но я не собирался никуда бежать, меня просто разбирал смех.
Его хорошо было видно за стеклом кафе — по пустынной улице нелепой и плавной походкой вышагивал робот, механический Ипполит Карпович: фуражка, форменные ботинки, костюмчик из зеленого сукна.
— Идите, — сказала кукла.
— Да никуда я не пойду!
— Вот и глупо! Тимур, тащи его силой!
Она шагнула к двери на улицу и вышла из кафе. Походка у нее была естественнее, чем у робота, но и в ней чувствовалась механическая угловатость.
На миг налетело воспоминание: загаженный пол, железная коробочка стерилизатора, пепельница, полная окурков, шприц, танец выжженных вен на собственной руке…
Дома здесь, как и везде в городе, стояли друг к другу плотно, стена к стене. Улица была как каменный широкий коридор, устланный гладким черным булыжником. Солнце немного отсвечивало в витрине, но видно было хорошо: механические люди остановились друг против друга. Робот, совсем как человек, поправил фуражку, и руки его повисли вдоль тела. Кукла в ответ поправила прическу и сделала реверанс, — ей явно недоставало шелковой юбки.