— «Днем и ночью ходят они кругом по стенам его…» — повторил я за детскими голосами. Голоса были или казались совершенно живыми.
— Какая восхитительная мистика! — сладко прошептала Арина. — «И коварство не сходит с улиц его», — повторила и она за хором. — Это псалом? — Она посмотрела на меня.
Я кивнул. Это был пятьдесят четвертый псалом — я запомнил его с голоса Марты много лет назад. Человечки были сделаны из дерева, каждый ростом не более спички, но все они открывали маленькие рты, и в глазах деревянных мальчиков откровенно поблескивали живые огоньки. Одеты же они были в маленькие платья из настоящей ткани. Хотелось их потрогать, но трогать экспонаты все-таки нельзя.
Музыкальная какофония прекратилась так же неожиданно, как и началась, звонким эхом угаснув в деревянном футляре часов. Медленно, шаг за шагом, мы двигались по музею.
— Смотрите-ка! — В голосе Арины Шалвовны было больше испуга, чем удивления. Рука ее указывала на пустую нишу.
Я не понял ее жеста, в белой нише не было ничего пугающего, пустая витрина — отсутствовал экспонат. Присмотревшись, я заметил, что стенки ниши в некоторых местах немного перепачканы черным, будто по ним провели углем. Вслух я прочитал табличку:
— «Механический трубочист, середина XIX века». — И ниже мелко: — «По странной прихоти неизвестного мастера эта сугубо мужская профессия в данном случае отдана в руки женщины, в остальном кукла в точности копирует типичного городского трубочиста во время работы». Чего вы испугались? — спросил я. — Видите, трубочиста взяли на реставрацию — наверное, сломался.
В ответ Арина Шалвовна только неприятно пожала плечами и выпустила мою руку.
Следующий маленький зал был пуст. Небольшое, почти кубическое помещение со стенами, оклеенными гладкими синими обоями, и желтым паркетным полом. Трудно было сразу сообразить, что женщина, сидящая на единственном стуле у двери, вовсе не смотритель зала, а экспонат. Меня сбило с толку, что она сидела с книгой в руке.
Кукла поднялась нам навстречу и сделала реверанс, зашуршали шелковые юбки. Книга осталась на стуле. Кукла наклонила маленькую изящную головку, в волосах ее сверкнули золотые украшения. Она улыбнулась и мягким грудным голосом проговорила:
— Перед вами экспонат номер четыре. — Она сделала небольшую паузу. — Меня изготовил русский крепостной мастер Иван Прокофьевич Саморыга, я родилась здесь, в этом городе, в тысяча шестьсот семьдесят пятом году от Рождества Христова. Я — шедевр механики. — Она опять сделала паузу. — Теперь вы можете задавать вопросы.
— И что же, никакой электроники? — язвительно спросила Арина.
— Я — шедевр механики, — повторила кукла. — Я родилась в тысяча шестьсот семьдесят пятом году. — Губы ее выглядели как живые — алые и свежие, но она не улыбалась, она была серьезна. — Тогда, госпожа, электроникой почти не увлекались — вы должны это знать.
— Можно вас потрогать? — спросила Арина. От обращения «госпожа» ее передернуло.
— Экспонаты трогать руками запрещено, но вы мне не верите, и я сделаю для вас исключение.
Механическая красавица протянула моей спутнице маленькую изящную ручку, украшенную перстнями и кольцами. Арина тоже протянула руку. Кукла действительно была фарфоровой.
Окна в этом маленьком зале плотно задрапированы черными глухими портьерами. Из обступившей полутьмы на меня смотрели живые кокетливые глаза молоденькой богатой девушки хорошего рода.
V
Идти к Марте чертовски не хотелось, но я должен увидеть своего сына. Собственно, я пытался настроить себя на то, что хочу его видеть.
Мы вышли из позолоченного полумрака музея и медленным шагом двинулись вперед. Город оказался совсем маленьким: мы даже не заметили, как пересекли его из конца в конец. Подняв голову и прочитав название улицы на торце одного из зданий, я убедился в его соответствии адресу на конверте.
— Вы зайдите, — предложила Арина. — А я посижу, подышу воздухом. Если никого нет, то я здесь.
Она опустилась на скамейку, закинула ногу на ногу, закурила, а я, подавив раздражение, поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка. Долго никто не открывал. Потом в глубине квартиры послышалось что-то похожее на стон, и тут же шаги Марты. Я сразу узнал ее легкую нервную поступь.