- Конечно. – Кайло видел, что она старалась раскачать его. Выбить из него его спокойствие. Апатию. Выбросить из лодки и подумать, подавать ли руку. - А если ты съешь хоть зернышко, то станешь моей Персефоной.
- Всегда мечтала править мертвыми. – Хмыкнула Рей. – А курить здесь можно?
- Тебе здесь можно все. Хочешь – камень в окно брось, - на его замкнутом лице сейчас блуждала таинственная улыбка.
- Зачем? Я умею держать эмоции под контролем.
- Ну, не знаю, может, была мечта такая детская у тебя, а дед не разрешал.
- Он многое мне не разрешал, как оказалось, - заметила Рей, доставая сигареты. – Например, быть счастливой. Ну, тебе лучше знать. Это же ты специалист по разрушению моего счастья с ним на пару.
Повисла очередная пауза. Такая длинная, что девушка успела выкурить половину сигареты, а солнце – потухнуть, взорваться и остыть, – таким бесконечным был этот момент.
- Ты солгала мне, - внезапно сменил тему Бен.
- Ты о чем? – Выпуская снова и снова ментоловый дым, поинтересовалась Рей. Курила она красиво, с шиком. Красивый маникюр, серебряная зажигалка, кожаный портсигар, тонкие сигареты – в красивых деталях была вся она, как тот дьявол, который в них крылся. Курила без пафоса, но так, что можно было брать как кадр на обложку о юристе года.
Вместе с сигаретой в её пальцах сгорал и Кайло. От своей большой, безнадежной любви.
- Солгала в ночь аварии. Ты сказала, что была пьяна. Но мне бы кровь твою не вливали, если бы в ней был алкоголь. Но ты занималась со мной сексом, потому что была пьяна…
- Значит, не была, - легко согласилась девушка, подстраиваясь под новую информацию. – Может, это было по любви, Бен?
Лицо Бена, и без того осунувшееся, побледнело. Рей сказала это так неискренне, так мимолетно, но при этом, прикусив губу, словно сама же в эти слова и верила.
- По любви, значит. – Нехорошо прищурившись, спросил мужчина и девушка насторожилась. - Думаешь, что снова можешь любить меня? Ты, правда, так думаешь? Потому приехала, чтобы перевернуть мою душу с ног на голову, пока я ещё не пришел в себя, узнать, что тогда, в прошлом, я был хорошим, обманутым мальчиком, и воссоединиться, да? Потому что так правильно? Да. – Она не кивала, но Кайло знал, что был прав. Это было очевидно. - Хорошо. Тогда я задам вопрос, Рей. У нас был незащищенный секс, да?
- Да. – Криво усмехнулась девушка.
- И что ты сделала в первую очередь, когда пришла домой? Скажи мне, девушка, которая занималась сексом с любимым мужчиной. Ты пошла в душ или бросилась искать эти таблетки… как их… я не помню название молекулы.
Рей вздрогнула и почти осудительно покачала головой:
- Так не честно.
- Рей, не обманывай себя. Ты… ты не сломаешь себя из-за того, что ощущаешь вину, понимаешь? Тебе не нужна правда о том, что случилось. Тебе нужно оправдание для меня и ты его ищешь. Думаешь, найдешь – и снова будет все хорошо. Не будет, Рей. – Он улыбнулся ей. Ободряюще. - Стала такой крутой стервой, а в душе всё та же моя маленькая девочка, которая продолжает верить в чудеса.
Кайло поднялся. Сидеть было не то, чтобы больно, но ещё не совсем удобно, а вот стоять немного проще. Прошелся и подошел к окну. Посмотрел на пионы. Скривился немного. Где-то что-то ещё тянуло. Везде, если быть точным. Сейчас, глядя на грозовое небо, полное обещаний грандиозного майского дождя, он как будто острее ощущал каждый порез. Или шуруп в сломанной руке.
- Хорошо, допустим ты узнаешь… ну, не знаю, то, что ты хочешь узнать. Например, что я не такой уж ублюдок и отымел тебя с благородными целями, и что? Станет лучше? Скажи, станет? Боль пройдет. Шрамы твои исчезнут, да? – Он смотрел на выращенный им пионовый сад, который так вовремя и одновременно не вовремя зацвел, а видел тонкие линии от лезвий на её коже. – Не ври себе, Рей. Ничего не будет. Ничего не выйдет. Чувства вины и жалости недостаточно, чтобы воскресить любовь.
Девушка докурила, не глядя на Бена. Он продолжал ограждаться. Это ж насколько сильно он поверил в своего монстра? Видимо, её дед в юности стажировался где-то в Гуантанамо, и там его научили психологическим пыткам, которые что-то ломали внутри людей.
- Я здесь, потому что мне надоело быть эгоистами. Я эгоистично семь лет пряталась под клеймом жертвы и не пыталась разобраться. Ты семь лет скрываешься под маской монстра. Потому что нам двоим так проще, да? Не нужно ничего делать. – Она начинала сердиться. Недолго же работали её таблетки. Сердиться сильно, потому что аж щеки вспыхнули, будто злость сжигала её изнутри.- Можно носить маску, страдать и плыть по течению. Ведь смотреть на меня все эти годы было легче, чем раз позвонить. Строить дом, в котором так много для меня, тоже проще, ведь ты тратишь лишь деньги, пытаясь залатать свою вину перед собой, не передо мной. Нам обоим было проще, - повторила Рей. – Но я свою маску носить больше не хочу. Я – не жертва, Бен Соло, а ты – не монстр. Я не боюсь тебя.
- Да ну ладно? – Развернулся к ней мужчина. Сейчас, на фоне быстро хмурящегося неба, он не был чудовищем. Со всеми своими травмами и синяками, в привычной черной одежде, его высокий силуэт выглядел даже захватывающе. Опасно захватывающе. Настолько, что Рей ощутила знакомую, напряженную как ток, дрожь.
- Я знаю твои мысли. Думаешь, как всегда, о своей недостойности. Или о том, что если ты сейчас сделаешь рывок, резко взмахнешь рукой – я испугаюсь. Нет. И не потому, что умею драться. Бен, я каждый день вижу зло в разных воплощениях. Люди по разным причинам переступают закон, но преступников роднит особое выражение глаз. Неважно, мошенники они или убийцы. Взгляд один и тот же. В нем ледяное превосходство: смотрите, я – сверхчеловек, я могу поставить мир на колени, я, я, я – и такое самолюбование бесконечно, потому что преступник всегда жаждет аплодисментов. Даже тот, который во время пьянки бьет соседа бутылкой по голове – даже у него по-особому дрожит голос, когда он рассказывает об этом зле… и власти над чужой жизнью. Но у тебя в глазах нет этого.
Рей хотела добавить, что после аварии там вообще нет ничего, кроме пустоты, которая пугает, но решила, что это не особо ободряющий факт, особенно после её столь страстного монолога.
- Ещё ты думаешь, что даже когда я прощу тебя, то все равно больше не захочу, да? Думаешь, это заметно, я же сама так и сказала однажды. Хочешь правду? – Она затушила сигарету, бросила окурок в пепельницу и подошла к нему. Задумчиво посмотрела в его лицо. Затем на губы. – Я – первоклассная лгунья, господин присяжный. Потому что я и сейчас тебя хочу. Прямо умираю от желания. Видишь? – она подняла одну руку и показала, как та дрожит. Встала на цыпочки и поцеловала его в шею, возбуждая одним только дыханием. – Но… по злости, от злости и со злостью больше не будет, Бен. И я говорю не про тот случай семь лет назад, я говорю про картинную галерею. Больше ты не будешь заниматься со мной сексом просто, потому что на грани отчаяния, а я не буду поддаваться чувству вины и оправдываться им. И я пытаюсь всеми силами вытравить из себя весь гнев, ярость, обиду, чтобы любить тебя без этой грязи и чтобы в один прекрасный день сказать, что готова. Но ты не даешь мне шанс, просто замыкаешься. Кому нужно твое благородное молчание?
- Мне, Рей. Оно нужно мне. Это так просто, почему же твой умный мозг до этого не дошел? – Он сделал шаг назад. Девушка пахла слишком сладко, дышала слишком часто, говорила слишком откровенно.- Что ты хочешь услышать? Да, бляха, я сделал это, чтобы тебе было лучше.
- Мне стало лучше, спасибо, - в ответ на то, как он постепенно повышал голос, сорвалась и крикнула Рей.
- Тебе интересно, да? – Зло зашептал мужчина. Он так устал носить это всё в себе. Правду, которая все равно ничего не изменит, но вызовет ещё ворох споров. - Хорошо, все было просто в тот день : твой дед пришел и сказал, что посадит меня. Помахал передо мной папочкой со всеми моими делишками, пообещал, что это надолго, лет на девять при плохом раскладе. На самом деле мы оба знали, что тянет на пять, потому что много облегчающих, но тянет ведь все равно.