- Золотце, в вашем погребе влажность выше, чем нужно.
- О, горе, я пойду и уволю весь персонал. А они ещё называют англичан варварами. С ума сойти, - расхохоталась Рей, оттирая с пальцев виноградный сок и рассматривая сквозь окно, как Бен, передавший мангал Кардо, зажигает гирлянды, развешенные по деревьям, и что-то рассказывает своей крестнице. Впервые задумалась, что ей нравится, как этот мужчина – навеки её мужчина – выглядит ведомым за руку маленькой девочкой. Что-то в этом было невероятно трогательное и эту трогательность она могла ему подарить. Рей знала, что Бен только ждет, когда она скажет ему об этом.
- А я-то думал, что привил тебе хоть вкус к хорошему вину, - хмыкнул пожилой мужчина, намекая на то, что к хорошим мужчинам вкус у Рей так и не появился. Хотя сейчас, когда время смягчило боль и раны стали лишь тонкими, едва заметными шрамами на их телах, слова Палпатина больше не звучали остро. Они все – он, Бен и Рей – научились не только сосуществовать во время семейных праздников, но и шутить друг над другом. Порой по вечерам, возвращаясь после какого-то помпезного ужина в Кенсингтоне, по дороге в их стеклянный дом, Бен говорил, что, избавив деда от власти, Рей оказала ему услугу, ведь теперь, без интриг, он стал больше похож на того деда, которого девушка никогда не имела.
- Я тебя разочарую, но всё это великолепие будет чуть позже. Сегодня мы будем пить вот этот Совиньон Блан, - она наклонилась и достала несколько бутылок из нижнего шкафа. Палпатин задумчиво посмотрел на них. – Да, дедушка, не винтаж. И не гран крю. Даже не AOC. Но это очень особое вино. Мы с Беном год назад сами собрали для него виноград и сами закупорили, потому…
- Ох уж эти традиции праздников сбора вина, - Палпатин покачал головой, колдуя над декантером, - портят всем хороший вкус. Ну, ладно, пускай будет ваш, прости Господи, Совиньон.
Спустя полчаса на открытой террасе возле шато, когда солнце спряталось окончательно, а вокруг теплыми светлячками горели лишь гирлянды, веселая компания старых друзей открыли бутылки с Совиньон Блан 2020 года. И никто, кроме Бена и Рей, которые сидели рядом и пальцы их рук были переплетены, не понимал глубокого смысла происходящего.
Их пара была лишена практически всего. Они не могли отмечать день встречи, покуда на него падала тень насилия, свершенного Беном ровно через год после их с Рей знакомства. Они особо не отмечали годовщину свадьбы, потому что тот день напоминал им о тюрьме и трудностях. И пусть Рей тогда и уговорила Бена не разводиться из-за его благородного мотива дать ей, члену верхней палаты парламента, «чистую» биографию с нормальным, не тюремным штампом о браке, та дата не стала для них особенной. Как и не стала «своей» та, другая, в начале сентября, когда они отметили красивую свадьбу в семейном замке в Шотландии, где у невесты не было прострелено плечо, зато было платье от Эли Сааба, отменное шампанское, много белых фрезий и нежно-голубых пионов. Никаких оранжевых оттенков Рей больше не захотела, зато, как и полагается, в волосах, под шпильками, которые удерживали фату, был мирт, который уже ночью Бен бережно снял и спрятал в одну из старинных книг. В какую – они до сих пор так и не нашли.
Потому их особенным днем стал тот, когда они, любуясь закатом, собирали не ими посаженный виноград на заднем дворе их шато, право собственности на которое они подписали этим утром. Они ужинали прямо на ступенях своего нового и одновременно старинного дома сыром, паштетом, персиками и cremant de Loire, потому что в холодильнике не было продуктов, а затем, пьяные от счастья, занимались любовью на этих самых ступенях. Не раздеваясь, потому что было холодно. В ту ночь, когда Рей тихонько стонала имя любимого мужчины, доверяя свой секрет только подмигивающим звездам, они поняли – вот этот день будет для них точкой, новым началом, стартом для эпохи, которая станет сказкой для их внуков. Из винограда, собранного в тот день, они сделали свое домашнее, как и все жители этого региона, вино. Одну бутылку, как и положенно, спрятали в самую глубь погреба, чтобы открыть когда-то в конце жизни.
Сейчас, попивая их не винтажный Совиньон, Рей и Бен ощущали не тонкие ноты малины или крыжовника. Там было только счастье. Экстаз. Нечто, что они добавили в то утро, проснувшись от того, что было дико холодно, хоть они и спали одетыми и под двумя одеялами – старинные поместья без ремонта и электричества были очень коварными.
И позвав гостей на этот сбор урожая, не особо акцентируя важность для них этой даты, а прикрываясь предлогом, что они, наконец, окончательно закончили реставрацию и в ванной с теплого крана таки течет теплая вода, они ощущали какое-то особое блаженство. Бен оттого, что у него было то, чего он многие годы был лишен – настоящий семейный очаг, о котором и не мечтал, когда сидел, изображая весельчака, на праздниках своих друзей. Рей – потому что видела, насколько счастлив её муж.
- Я бы хотела ребенка, Бен, - внезапно сказала Рей, когда их немногочисленные гости разбрелись по террасе – кто-то пил уже хороший винтаж под пристальным руководством Палпатина, кто-то перебрался к бассейну и кушал уже не такую вычурную и французскую еду, которая порой англичан шокировала, кто-то пошел укладывать своих неугомонных карапузов.
- Серьезно? – Удивился мужчина, обнимая Рей за спину. Они стояли спиной к виноградникам и лицом к шато, пытаясь охватить взглядом всю атмосферу. Редко когда удавалось так мирно проводить вечера. – Я…. Ну ты знаешь, - пробормотал Бен ей в затылок. Это была та тема, которую он не затрагивал. Рей все полтора года тяжело и много работала. Править Империей – адвокатской и настоящей – было не так и просто. Видя, как она разрывается, забирая её порой домой почти в полночь из офиса – Рей уставала так, что боялась садиться за руль – Бен понимал, что не может пока говорить о детях. Женщины, карьера и материнство всегда сочетались непросто и, наверное, рожать ребенка, пускай даже ты любишь своего мужа, но в момент, когда ты пытаешься закрепиться везде и сразу, не было лучшей идеей. И вот, Рей, наконец, сказала это сама. – А Империя?
- Ну… есть кому помочь с ней, - ухмыльнулась девушка, - ты знаешь, он будет только рад одним глазком присматривать.
- Аааа, объявляешь амнистию.
- Пытаюсь доверять, - Рей немного повернулась и потерлась холодным носом о шею своего мужа. Тот вздрогнул от неожиданности прижал девушку покрепче к себе. – Ну, так чего мы ждем, пойдем и сделаем своего чемпиона, а?
В ту ночь, лежа после занятия любовью с Рей, мужчина долго смотрел в окно, не вставая. Слушая дыхание своей бессмертной возлюбленной и слыша эхо её «навеки твоя, твоя, твоя», он, Бен Соло, мальчишка с улиц Лондона, ощущал себя, как никогда целостным и счастливым.
Вспоминал ту секунду, когда впервые увидел девушку, перевернувшую сознание и ставшую его миром. Тогда он смотрел на нее с надеждой, на которую не имел права, но… как же ему, мальчику без ничего, хотелось просто хотя бы её потрогать в тот вечер – коснуться волос или плеча. Робко и осторожно. Чтобы убедиться, что такая красота и доброта, правда, не снится. Та надежда, впервые зародившаяся в Бене, стала целью и провела его по жизни.
Сейчас же, глядя на свою спящую жену, которая так доверчиво к нему прижималась, Бен вновь ощущал, как это волшебное ощущение надежды – теперь не робкое, но светлое – возвращается. А вдруг она родит ему ребенка через девять месяцев? Вот так сразу. Ведь это была Рей – ей стоило захотеть и все проиходило.
Хмыкнув, Бен поцеловал девушку в висок и уснул. Через девять месяцев или через пару лет, на самом деле, не важно.
И, конечно, никто из них не знал, что надеждам Бена и желанию Рей суждено сбыться несколько раньше, потому что плоды любви - это не гроздья винограда - никогда не созревали по графику.
*Гролло - сорт винограда, который может служить основой для розе д’Анжу
***