Только после этого до сознания Цибули дошло, что их мотор работает с перебоями. Что они не летят, а, наверное, садятся. Земля мелькала совсем рядом. И тут самолет пополз по ней на животе. Левая нога шасси, висевшая до этого под крылом, начала загребать землю и разворачивать самолет влево. Но вот что-то с треском сломалось, и из-под крыла вылетело оборвавшееся колесо вместе со стойкой. Пыль и скрежет. Над головой штурмана прогремела еще одна очередь, проревел выходящий из атаки «мессер», и все стихло.
— Командир, жив?.. Командир, ответь!
Но из передней кабины никто не отзывался. Штурман открыл верх турельного фонаря и вылез вначале на фюзеляж, а потом сразу на крыло.
Логинов, с залитым кровью лицом, не сидел, а висел в привязных ремнях своего сиденья. Да, от худшего его спасла только бронеспинка пилотского кресла, которая взяла часть пуль и осколков на себя, защитила голову и спину летчика, позволив ему какое-то время, несмотря на ранение, управлять и посадить самолет.
— Командир! Логинов! Данил Филиппыч!
Летчик потерял сознание. Нужно было быстро вытащить его из машины.
Осмотревшись, Цибуля увидел, что от ближайшей деревни набежали люди, и это обрадовало его. Он осторожно расстегнул привязные ремни и освободил летчика от лямок парашюта, расстегнул и снял шлемофон с головы. Прибежавшие подоспели вовремя — и вскоре летчик оказался у Цибули на руках.
— А что, парубки, — обратился он к ребятам, — есть в станице ликарня?
Сразу несколько голосов ответило:
— Есть, есть. И ликарь дюже хороший. Хилург называется, операции делает.
— О це гарно. Бегите к нему. А я сейчас летчика принесу.
Ему хотели помочь, но он никому не хотел отдавать командира и, бережно прижимая его к себе, пошел к деревне.
Мальчишки бросились бегом вперед, чтобы предупредить врача. Взрослые молча шли сзади, готовые в любую минуту прийти на помощь.
…Сельский врач не смог вернуть летчику жизнь. Выполнив свои печальные обязанности, он вышел из операционной, оставив живого наедине с его печалью и думами…
Глава вторая
Отступление
События дня вынудили майора Наконечного вечером собрать весь полк, чтобы объяснить личному составу обстановку и поставить новую боевую задачу на следующий день войны.
— Товарищи, враг прорвал наши оборонительные порядки и сейчас рвется на Житомир. Получен приказ завтра с рассветом начать перебазирование на новый аэродром, под Чернигов. Боевые экипажи и самолеты уходят на новое место после выполнения боевой задачи. Личный состав и имущество — автомобилями после вылета самолетов на задание, — говорил командир, как всегда, спокойным, рокочущим на нижних регистрах голосом, а Матвею слышался огненный вал фронта, накатывающийся на них с ужасающим грохотом, вынуждающий полк уходить на восток, чтобы не сгореть напрасно в его пламени.
— Старший наземного эшелона — майор Сергеев, — прервал думы Матвея голос Наконечного. — Инженеру оставить запчасти и людей для ввода в строй неисправных самолетов. Для их перегонки оставить экипажи Митрохина. Готовность к боевому вылету и перебазированию с рассветом. Вопросы есть?
Люди молчали. Молчал и Наконечный. Он не торопился с окончанием совещания: хотел, чтобы люди лучше осмыслили обстановку. Гавриил Александрович верил в своих людей и был уверен, что глубина понимания происходящего даст им новые силы.
Тишина все больше давила на плечи, пригибала головы к земле, наэлектризовывала воздух. И когда она достигла зловещего накала, с травы поднялся капитан Чумаков:
— Товарищ командир, разрешите?
— Конечно, Евсей Григорьевич. Тебе, как политработнику, не можно, а обязательно нужно.
— Товарищи командиры! Я так же, как и вы, воспринял приказ о перелете в тыл как наше отступление. Я считаю, что это явление временное. Отступать тяжело, стыдно людям в глаза глядеть, но полк наш с полным напряжением сил вел бои, каждый честно сражался на своем месте. Завтра мы уйдем отсюда, оставив здесь могилы наших боевых товарищей. Но мы должны, и мы будем сильнее врага. Мы уходим, чтобы обязательно вернуться с победой.
…Ночь наступила темная, душная. Небо и звезды были отделены от людей плотными черными облаками. Западный ветер вместо прохлады и ночной свежести нес на аэродром запах гари. Запах войны. Густой и дымный воздух вызывал тревогу и внутреннее напряжение. Василию и Матвею не спалось.