— Верно, командир. Недодумал я эту деталь нашего успеха. С радистами надо этот момент обязательно отметить. Поблагодарить их.
— Давайте, товарищ Сергеев, стройте летный и весь технический состав. Надо будет поздравить всех летчиков с вылетом на новом самолете. Сказать спасибо всем службам. Верно говорит Фрол Сергеевич: надо отметить особо радистов. Их служба действительно впервые прошла настоящее боевое испытание и применение. От летчиков им благодарность объявить. Сегодняшний итог — все равно что выигранное сражение.
Наконечный воспользовался правом старшего и отправил всех «домой». На аэродроме осталась только охрана у самолетов да командир, в одиночестве обходящий машины. Ему хотелось побыть одному, наедине со своей сегодняшней радостью и своими мыслями. Закончив обход, он, не торопясь, направился в деревушку, где размещался полк. Теперь ему никто не мешал думать, взвешивать, спорить, сталкивая различные варианты решений, и из их противоречий находить то новое, что должно было принести успех.
Лавина последних событий заставляла его торопиться. Осваивать новый самолет шагом было нельзя. Нужно было бежать, чтобы успеть.
Утром, днем и вечером его волновал один и тот же вопрос: сколько еще осталось дней на учебу? Сегодня он дал всем передышку, но она будет последней. Больше такой щедрости позволить нельзя.
Дорога незаметно привела его к перелеску, через который протекала небольшая речушка. Он ходил здесь каждый день, но всегда торопился. У него не было раньше времени ни посмотреть, ни увидеть то, что сейчас напомнило ему его Белоруссию с нехитрой, но незабываемой красотой.
Присев у мостика, закурил. Достал блокнот и стал просматривать записи, сделанные им на полетах. Тут были и оценки за полеты, и замечания каждому летчику. Сделав еще несколько заметок для разбора и указаний по новому дню, Наконечный поднялся, оглядел еще раз место, где отдыхал. Хотел было попить из речки, но, посмотрев на свои чистые сапоги, раздумал.
— Спасибо, мостик, за отдых. Ну а попью лучше чаю.
А потом уж себе:
— Летать и летать. Только так.
Наконечный сдержал свое слово: главным для всех стали полеты, а учебными классами — аэродром и полигон. День весеннего равноденствия разделил в сутках время на день и ночь поровну, но командир с этим не согласился и оставил для ночи — сна — только шесть часов. Штурм стал всеобщим, недовольных и нерадивых не было.
Надо было добиться хорошего взаимного понимания летчиками друг друга в воздухе и беспрекословного повиновения младших по должности старшим.
Командирам и комиссару полка нужно было найти надломленных предыдущими неудачами. Среди уже воевавших и раненых отыскать тех, у кого, может быть, закрался в душу чертик страха. Внимательно присмотреться к новеньким, к молодым, так как молодость и незнание часто порождают легкомыслие. Успеть.
Ведров должен был за оставшееся короткое время, не выключая командиров из полетов и повседневной жизни, долечить им раны, а кое-кому и убрать особенно мешающие осколки. И тут больше всего досталось Пошиванову, который был самым богатым по «хранению» в теле фашистского железа.
Наконечный и Мельник долечивание ран и мелкие операции оставили на совести полкового врача и летчиков. Они должны были сами решать вопрос: когда летать, а когда «ремонтироваться». И если летчик приходил на полеты и просил подсадить его в самолет, то его подсаживали и устраивали в кабине молча, как будто ничего особенного в этом не было.
Успеть.
Партком и его секретарь Шумалов должны были навести порядок в своем партийном хозяйстве. Принять всех достойных в партию и повседневно вести широкую политическую работу. Работать со всеми вместе и с каждым в отдельности. Через политинформации, радио и письма связать полк с жизнью страны и подготовить людей к тяготам фронта.