— А где же мексиканец, тот, который притащил сюда Ганти?
Все еще сжимая в правой руке пистолет, она махнула в сторону коридора, а левой тем временем осторожно ощупывала нос.
— Ушел туда.
Маупин бросился в ту сторону, куда она показала, и заглянул в коридор. Никого не заметив, он посмотрел на Козак, потом — на Ганти:
— Вы хотите сказать, что он принес сюда Ганти и ушел? Вы в него стреляли?
Закинув голову, Нэнси скосила глаза, пытаясь разглядеть, что у нее с носом, но без особого успеха. Зато она почувствовала, как по лицу, пульсируя, расползается боль. Она сломала себе нос! Что еще хуже, из ноздрей текут струйки крови и капают с подбородка. Из-за того, что нос у нее оказался забит кровавыми сгустками, голос прозвучал гнусаво:
— Нет, не стреляла. Что творится на улице?
— Пока ничего особенного. Я приказал отделению оставаться на месте и прикрывать нас.
Прислонившись к дверному косяку, Козак осторожно выглянула наружу — в ту сторону, откуда можно было ожидать появления мексиканцев.
— Этих гадов не видно?
Маупин тоже выглянул на улицу:
— Нет. Пока мы видели только одного — того, который притащил сюда Ганти. Но наверняка где-то есть и другие. И они могут в любую минуту пойти в атаку.
Все еще ощупывая нос, Нэнси продолжала оглядывать улицу.
— Да, как пить дать. Надо поскорее выбираться отсюда. — Не заметив ничего подозрительного, она повернулась к Маупи- ну. — Сможете в одиночку дотащить Ганти туда, где ждут наши люди, или нужна помощь?
Окинув раненого оценивающим взглядом, Маупин на секунду задумался, потом кивнул:
— Смогу, нет проблем.
Внимательно оглядев распростертое на полу неподвижное тело, сержант спросил Козак, тяжело ли ранен Ганти.
Только тут до Козак внезапно дошло, что она не успела взглянуть, куда ранен солдат и насколько серьезно. Она даже не могла сказать, жив ли он. Оглянувшись через плечо, она посмотрела на лежащего Ганти и заметила вокруг его тела лужу крови. Господи! Да ведь бедняга может умереть от потери крови, а она даже не удосужилась осмотреть его и перевязать!
— Точно не знаю. Посмотрите, что моэкно сделать, прежде чем тащить дальше, только поскорее.
Маупин молча приблизился к Ганти и склонился над ним, а Козак, оставшись на посту у дверей, продолжала в душе награждать себя нелестными эпитетами.
Через несколько секунд Маупин тяжело вздохнул:
— Дело дрянь, лейтенант. Я ничем не могу ему помочь. Нужен врач, и немедленно.
Нэнси оглянулась на раненого, размышляя, что делать дальше, потом убрала пистолет в кобуру и взяла в руки винтовку.
— Понимаю, сержант Маупин. Забирайте Ганти, а я вас прикрою. Если к тому времени, когда доберетесь до своего отделения, противник не начнет стрелять, ступайте дальше, не останавливаясь. Я заберу ваших людей и двинусь следом. Есть вопросы?
— Вопросов нет, лейтенант. Только повремените немного, дайте приготовиться.
Маупин закинул винтовку за спину и нагнулся. Схватив Ганти за руку, он приподнял его, перебросил через плечо и объявил, что готов.
Держа оружие наготове, лейтенант приказала Маупину идти. Сержант пригнулся и побежал вперед.
"Сделать несколько выстрелов наугад, чтобы мексиканцы поспешили укрыться, или лучше подождать и ответить прицельным огнем после того, как они начнут стрелять, и тем самым обнаружат себя?" — размышляла Козак. Но она не успела принять никакого решения. Маупин с Ганти на спине скрылся из вида.
Медленно считая до десяти, Нэнси стояла на месте, оглядывая улицу и ожидая реакции неприятеля на появление Маупина. Так ничего и не дождавшись, она выскочила из дома и помчалась туда, где оставалось первое отделение.
Солдаты, которых Маупин успел предупредить, уже ждали ее.
— Первое отделение — на улицу и к реке! — крикнула Козак, пробегая мимо.
Когда бойцы первого отделения высыпали из дома, где они скрывались все это время, Нэнси остановилась посредине улицы и оглянулась назад, ища взглядом преследователей. Теперь они с врагом поменялись ролями: совсем недавно ее взвод явился сюда в погоне за мексиканцами, теперь же они сами превратились в преследуемых. Обернувшись к своим людям, она приказала им спешно отступать. Только когда топот сапог стал удаляться, она повернулась и побежала следом, дыша открытым ртом и одновременно стараясь, чтобы в него не попадала кровь из сломанного носа.
Это вторжение американской армии на вражескую территорию закончилось куда более эффектно, чем начиналось. Съехав со скользкого откоса и перебравшись через Рио-Гранде, лейтенант Козак со свернутым набок носом и окровавленным лицом попала прямехонько в кадр вездесущей камеры Тэда.
На этот раз люди, по всей стране приникшие к телеэкранам, почти не слушали репортаж Джен Филдс. Вид женщины-лейтенанта с запекшейся на лице кровью, одиноко бегущей по воде после погони за мексиканскими бандитами, пронял зрителей сильнее всяких слов. Кровь пролилась — американская кровь! Зрители видели, как через реку несли раненого солдата. Видели медиков, отчаянно сражавшихся за его жизнь. Видели, как те с досадой отошли, когда их усилия не увенчались успехом. А женщина — молоденькая женщина-лейтенант, которая повела своих людей в погоню за врагом, — она тоже была ранена, но вернулась несломленной. Эти образы всколыхнули патриотический дух нации, одновременно сведя на нет все остатки разума и здравого смысла. Пусть инцидент с Национальной гвардией еще можно было объяснить недоразумением, но это последнее кровопролитие ни оправдать, ни простить нельзя. В умах миллионов американцев война с Мексикой стала реальностью.
Умение преодолевать или обходить препятствия составляло не менее сильную сторону дарования Джен Филдс, чем умение сделать талантливый репортаж. Будучи бойцом по натуре, она получала от самого процесса борьбы не меньше удовольствия, чем от его итога, и никогда сразу не смирялась с отказом. Скорее, это означало, что она выбрала неверный подход, и нужно придумать что-нибудь поудачнее. И военная полиция ие стала для Джен исключением. Пожалуй, с ней было даже легче. Молодые солдаты, входящие в отряды военной полиции, оказались хорошо подготовлены для выполнения заданий, имеющих отношение к армейским делам, но им зачастую не доставало опыта общения с публикой. Поэтому Джен, с успехом используя богатый арсенал уловок, всегда добивалась своего. Единственная серьезная неудача постигла ее в тот раз, когда офицером военной полиции оказалась женщина.
Но сегодня вечером это ей не угрожало. Молодой штаб-сержант, чей отряд помогал помощникам шерифа и городской полиции городка поддерживать порядок у здания муниципалитета, оказался легкой "добычей". Для начала Джен заявила ему, что у нее назначена встреча с подполковником Диксоном из 16-й бронетанковой дивизии. Когда сержант ответил, что не знает, кто такой Диксон, и вообще, сомневается, что он здесь, Джен уверенно показала ему "хамви" подполковника, припаркованный в каких-нибудь трех метрах. Смущенный своим промахом, сержант заколебался: может, у журналистки и вправду назначена встреча? — и послал одного из своих солдат проверить. Джен, довольно улыбаясь, осталась ждать вместе с сержантом.
Но ее улыбка в погасла, когда посланный вернулся и доложил, что подполковник Диксон не только в первый раз слышит о якобы назначенной встрече с журналисткой, но и вообще не знает никакой Джен Филдс. Джен так и взвилась: если Скотт решил над ней подшутить, то у нее не было никакого желания выглядеть идиоткой в глазах посторонних. Гневно прищурив глаза, так, что они превратились в узкие щелки, Джен обратилась к терпеливо ожидающему ответа солдату:
— Вот что, служивый. Ступай обратно и передай этому надутому индюку: если он не оторвет задницу от стула и через две минуты не явится сюда, черта с два я пущу его к себе в постель. Понял?
Полицейский, ошеломленный ответом Джен, уставился на нее, вытаращив глаза, потом вопросительно взглянул на сержанта. Сержант, не зная, как держать себя с такой фурией, замялся. Допустим, он пошлет солдата обратно, чтобы передать Диксону слова Джен. А вдруг окажется, что подполковник действительно не знаком с журналисткой? Тогда ему влетит. Если же он откажется, то придется иметь дело с этой разъяренной бабенкой. Из двух угроз последняя казалась ему более страшной. Решив, что не стоит подвергать Себя ненужному риску, сержант велел солдату передать подполковнику, что молодая журналистка настаивает на встрече, а в случае отказа его ждут дома крупные неприятности. Полицейский, пряча усмешку, покачал головой, повернулся и исчез за дверью.