Когда она вышла из туалета и направилась к нему, он нагло осмотрел ее с головы до ног. Сара смутилась и покраснела. Дай Бог, чтобы обед не затянулся и ей хватило сил выдержать испытание под его надменным взглядом. — Как давно ты работаешь? — спросил он.
— С тех пор, как пристроила детей в садик.
Он поджал губы.
— С кем ты их оставляешь на время отпуска?
Сара задиристо спросила:
— А как ты думаешь? Я нанимаю воспитателя!
— Лучше было бы оставаться с ними дома, — резко выпалил он.
— Не знаю, слышал ли ты, что в наш век у женщин даже есть право голоса.
Он крепко сжал ее локоть и повернул ее к себе лицом.
— Ты уже забыла, что я очень хорошо знаю, сколько стоит подобное воспитание? Я прекрасно знаю, что значит расти без отца и что такое мать, у которой нет ни времени, ни желания ставить нужды ребенка выше своих! Сара возмущенно откинула голову назад, чтобы посмотреть вверх, в глаза Рафаэля, не выпускавшего ее из своих рук.
— Я не настолько безграмотна и не настолько неразборчива, Рафаэль, чтобы довести детей до Воровства!
Золотистая кожа у него на лбу собралась в тяжелые складки. Сара быстро опустила голову в ужасе от своей собственной жестокости. Когда Рафаэль родился, отец его уже умер, а мать была еще подростком. Для нее, цыганки, ребенок был большой обузой. Она таскала сына по дорогам Испании как ненужный балласт, подрабатывая время от времени себе на кусок хлеба. В общем же она больше полагалась на щедрость изредка перепадавших любовников. Любовь и ласка, бывшие чем-то само собой разумеющимся для Джилли и Бена, для Рафаэля были недоступны — он был вынужден защищаться кулаками на улице, а в семь лет его поймали с поличным, когда он воровал на рынке. Его отправили в детский дом, и мать-цыганка, как огня боявшаяся всякой бюрократической волокиты, бесследно исчезла. Рафаэль больше ее не видел.
Власти же отыскали его дедов и передали его на их попечение. Эти, в свою очередь, препроводили его к тетке с дядькой, хотя и они не горели желанием взваливать на себя такую обузу. В результате Рафаэль уже в раннем детстве узнал почем фунт лиха. Сара легко представляла его себе маленьким мальчиком с шапкой непокорных черных волос и дерзким взором. Таким он бросил вызов миру, осмелившемуся пожалеть его. К горлу у нее подступил ком. Рафаэль не любил говорить о своем детстве. Это не доставляло ему удовольствия. Когда-то, очень-очень давно, ей показалось, что в этом — залог их долгой совместной жизни.
Борясь с тяжелыми воспоминаниями, Сара пробормотала:
— Я не могу себе позволить проводить отпуск дома.
Он был поражен и рассержен.
— Но ты же сама отказалась от моих денег!
Сара взглянула на него как затравленный зверек.
— Мне тогда казалось, что тебе наплевать и на меня, и на детей. А подачек я не хотела.
— Подачек? — переспросил он сердито. — Ну, ладно, — устало согласилась она. — Может, это и не было моим самым мудрым решением. Но хоть мне и нелегко, я очень высоко ценю свою независимость и никому не позволяю вмешиваться в мою жизнь. Мне так нравится.
Он нахмурился, явно сомневаясь в ее искренности.
— А родители?..
Она с вызовом вздернула подбородок.
— Если бы я вернулась к ним, то купалась бы в роскоши. Но я уже не в том возрасте, когда ищут поддержки родителей.
— Так, значит, мои дети платят за эту так называемую гордость? — Рафаэль смотрел на нее с упреком. — Если ты называешь это зрелостью, то я в этом ничего хорошего не вижу.
Боже правый! Дай мне сил не опуститься до еще одной глупой перепалки, взмолилась она про себя. Надо переубедить Рафаэля, доказать ему, что она — хорошая мать. Но Рафаэль явно не одобрял их образа жизни. Видимо, он считает, что может предложить детям больше, чем маленькую городскую квартирку и постоянно занятую на работе мать. А если он соберется жениться во второй раз, что тогда? От этой мысли ей стало не по себе, даже жутко, но разбираться в причинах ей совсем не хотелось.
Такси остановилось у ресторана совсем рядом с ее квартирой.
— Я не знал, сколько у тебя времени, — объяснил он.
— Весь день, хоть до самого вечера, — сказала она, но, тут же сообразив, что он может истолковать это неправильно, торопливо добавила: — Надеюсь, мы ненадолго?
Они уселись за столик в маленьком уютном полукабинетике со стульями с высокими спинками. Не самое подходящее место для делового разговора, раздраженно подумала она. В полутьме, при свечах, обстановка здесь была интимной. Бегло просмотрев меню, Сара ограничилась салатом. Странно, но она не испытывала голода, хотя сегодня даже не завтракала, — аппетит улетучился, едва она увидела Рафаэля. Официант отошел, и она подняла бокал с вином.
Рафаэль знает толк в сухих винах. Прохладная жидкость сняла спазм в горле. За последние пять лет он приобрел довольно-таки дорогие привычки, подумала она. «Ламборгини», квартира в самом престижном районе Лондона, да к тому же обставленная с таким шиком. Да нет, это все взято напрокат, в аренду, решила она. Ведь он редко бывает в Лондоне.
— Насколько я понимаю, мы оба расположены подчинить собственные интересы интересам детей, — медленно начал Рафаэль свою артподготовку, но откуда будет нанесен главный удар — этого она пока не знала. Сегодня он намного спокойнее и холоднее, чем вчера.
— Это мое извечное кредо.
Сухость, с какой она это произнесла, понравилась ей самой.
— Я хочу повидать их сегодня, а завтра сходить с ними куда-нибудь.
Она насторожилась. Он даже не дает ей времени привыкнуть к мысли, что теперь он будет постоянно присутствовать в их жизни. А, собственно, почему он должен это делать? — резонно спросила она себя. Если он в Лондоне ненадолго, то вполне естественно, что ему хочется как можно больше времени провести с детьми.
— Сара… тебя что-то в этом не устраивает?
В неровном мерцании свечи он казался сошедшим с картины эпохи Ренессанса. Шелк, вельвет и золотые запонки словно были созданы для него. Подумав об этом, она даже заерзала на стуле, как бы отгоняя от себя не дающий покоя сон, и крепко сжала ножку бокала, лихорадочно пытаясь разобраться в причинах своей растерянности.
В его напряженном тяжелом взгляде читалась сила и безжалостная решимость, и ею вдруг овладела непонятная слабость, а во рту пересохло.
— А что меня может тут не устраивать?
— Не знаю.
Он мягко откинулся на высокую спинку стула, грациозно играя своим бокалом. Да, теперь он мог расслабиться. Он победил. Он выиграл первый раунд, горько признала она.
— Я никогда тебе не прощу, если ты причинишь им боль, — строго предупредила она.
— Зачем мне делать им больно?
— Ты не имеешь права появляться и пропадать из их жизни, когда тебе заблагорассудится.
Он неторопливо пригубил бокал, не сводя с нее задумчивого взгляда.
— Я вовсе не собираюсь этого делать.
Сара почувствовала, как начинает напрягаться.
— Я сужу по собственному опыту.
Он поднял черную бровь.
— Откуда столько горечи?
— Откуда? Действительно, что это я? Ведь я же все-таки освободилась от тебя!
Сара осушила бокал и со стуком поставила его на стол.
— Значит, ты была в курсе того, что творили твои родители, — сказал он мягко, настолько мягко, что это даже напугало ее.
— Нет, я ничего не знала! — яростно возразила она. — Я была здесь, а ты — в Нью-Йорке. Мать у меня болела, и я была страшно напугана… Рафаэль резко остановил ее:
— С твоей матерью было все в порядке. Ее неожиданная болезнь на поверку оказалась просто еще одной уловкой.
— Верно, — горько согласилась Сара. — Но тогда я об этом не знала. Я сильно переживала за нее. А ты? Как поступил ты? Ты…
— Я попытался разорвать порочный круг, — прервал он ее снова, на сей раз с большей горячностью.