Тогда Сталин поинтересовался, сколько заместителей у командующего авиакорпусом обороны столицы. Узнав, что зам — всего один, покачал головой и заявил: мол, со времен Римской империи известно, что один человек может хорошо управлять не более, чем пятью подчиненными. И тут же, на карте, разделил ПВО Москвы на четыре «дольки»: западную, восточную, северную и южную. В каждую был назначен свой начальник, подчиненный командиру оборонительного корпуса.
И вот в ночь на 22 июля 1941 года на Москву устремились 220 гитлеровских бомбардировщика. Их встретили 796 зенитных орудий среднего калибра и 248 — малого. Отбили налет. И отбивали все остальные нападения с неба.
Как немцы пытались сломить волю к сопротивлению в Москве в самые страшные дни октября-ноября 1941 года, прекрасно описал Станислав Грибанов (сам бывший военный летчик) в книге «Заложники времени» (Москва, «Воениздат», 1992 г.).
Грибанов — патриот, но и на него подействовали интеллектуальные помои антисталинщины 80-х годов. Поэтому приведу-ка я отрывки из его книги, лишь кое-где снабдив их своими комментариями.
«…С 21 октября по 20 ноября, в наиболее напряженные для Москвы дни, на город было совершено еще 54 налета. Немцы сбросили 657 фугасных и 19000 зажигательных бомб. Причем удары гитлеровские летчики старались наносить прицельно — по Кремлю, Генеральному штабу, электростанциям. Две 100-килограммовые бомбы упали вблизи штаба Московского военного округа на улице Осипенко. Чуть позже по этому штабу отбомбились более точно: несколько командиров были контужены взрывной волной, ранены осколками стекол.
В последних числах октября командующий войсками Московского военного округа и Московской зоны обороны докладывал в здании ЦК партии Щербакову. Во время доклада пикирующий бомбардировщик атаковал и этот дом. Сильную контузию получил Щербаков. Участники заседания с трудом выбрались из его кабинета с помощью сотрудников секретариата, когда на нижнем этаже вовсю бушевал пожар…
(То есть, немцы в 1941 применили против нас то, что потом с успехом применят американцы в войнах против Ирака и Югославии — высокоточные удары по «нервным центрам» страны, удары ослепляющие и обезглавливающие. Минимум стали и взрывчатки — максимум ущерба. Прим. М.К.)
В бомбардировках Москвы прямым попаданием полутонной бомбы почти полностью был разрушен театр имени Евгения Вахтангова. Сгорела Книжная палата на улице Чайковского, досталось и консерватории… Три фугаски ударили и по Третьяковской галерее, четырежды бомбили Музей изобразительных искусств. Чудом как-то спасли музей-усадьбу Льва Толстого, куда бросили 34 «зажигалки»! Но вот взрывом 1000-килограммовой бомбы полностью были разрушены и повреждены около двух десятков зданий на Овчинниковской набережной. Такая же 1000-килограммовая фугаска рванула у Никитских ворот, напротив памятника Тимирязеву, да так рванула, что воронка получилась около десяти метров глубиной. Памятник Тимирязеву снесло взрывной волной и разбило. Полуразрушены были ближайшие здания, скручены трамвайные рельсы…
(Немцы старались поразить прежде всего наше сознание, нанося удары по памятникам искусства и культуры, по символам русскости — М.К.)
К утру памятник ученому стоял на месте. Воронку засыпали. Трамвайные линии заменили новыми. В официальных отчетах это называлось «ликвидацией очагов поражения». К таким очагам относились заводы «Динамо», «Серп и Молот», ГПЗ-1, фабрика «Парижская коммуна», Всесоюзная строительная выставка, издательства газет «Правда», «Известия», Большой театр, Московский государственный университет, улица Горького.
15 фугасных и несколько сотен зажигательных бомб упали на территорию Кремля, дважды — на здание Арсенала. При этом погибло около ста красноармейцев Кремлевского гарнизона! Печать обо всем этом сообщать не слишком торопилась…
(А надо было об этом истерически сообщать в каждом выпуске газет и радионовостей, заражая страхом и Москву, и всю страну? Давать фото жертв и разрушений, гнать в прямой эфир интервью с обезумевшими от горя и охваченными ужасом людьми, стоны раненых и рыдания женщин? К чему подобное действие СМИ привело в Голландии, Норвегии и Франции 1940 года, мы уже хорошо знаем. Именно то, что СМИ Сталина жестко контролировались, дозировали сообщения и сохраняли спокойствие, и позволило нам не пасть жертвой дикой паники в те дни. Еще раз оправдал себя решительный шаг Сталина — изъятие у людей радиоприемников, что сделало страну неуязвимой для ударов гитлеровского «пси-оружия» — радиопропаганды. Поэтому немцы не могли провести и операцию в духе «цунами страха», которая так удалась им во Франции.
Сталин прекрасно уразумел еще одну особенность психовойны. Больше всего людей деморализует ломка привычного порядка вещей — парализованный городской транспорт, например. Поэтому и памятник наутро восстановили, и трамваи вновь пустили — М.К.)
А с середины октября немцы налетали на Москву уже не только ночью, но и днем — по 4-5 налетов в сутки — и не только бомбили, но и обстреливали город из пулеметов.
Вот что рассказал о тех днях генерал И.И.Лисов, бывший заместитель командующего воздушно-десантными войсками, тогда — сотрудник разведотдела этих войск:
«До Арбата, помню, мы шли по Кировской, площади Дзержинского, мимо Центрального военторга (шли по Лубянке, мимо уничтоженного нынче Лужковым магазина-памятника архитектуры 1912 года — М.К.) и видели суровую картину, как Москва готовилась к защите. При подходе к кинотеатру «Художественный» нам довелось почувствовать близость гитлеровцев — два их самолета шли на бреющем полете от Кропоткинских ворот и вели плотный пулеметно-пушечный огонь по людям вдоль Малого Садового кольца. Мы переждали обстрел, прижимаясь к домам и подворотням, а по кольцу уже неслись санитарные машины, где-то рядом они были нужны пострадавшим людям».