Анфиса быстро отвернулась и двинулась к углу церкви, где достала из своей сумочки темные очки и надела их. Далее, глядя в сторону, обогнула съемочную группу справа и начала приближаться к воротам сбоку. И вскоре оказалась у цели.
– И случилось чудо, – говорила в камеру Катя. – Пришедший в упадок и запустение монастырь буквально за несколько лет возродился. И теперь, как вы видите, – она подняла руку, повернувшись влево, – его… – В этот самый момент Василевская вдруг увидела крадущуюся к воротам Анфису, мгновенно ее узнала и, не сдержавшись, воскликнула: – Анфиса! Ты?!
– Черт… – вздохнула Анфиса и, сдернув очки, изобразила радостную улыбку: – Здравствуй, Кать!
– В чем дело, Екатерина? – донесся от камеры нервный мужской голос.
– Секунду, Влад! – сделала извиняющийся жест рукой Василевская. – Мне нужен небольшой перерыв.
– Но мы и так от графика отстаем!
– Мы нагоним, Влад, обещаю! – улыбнулась обезоруживающей улыбкой через плечо Катя. – Возьмите микрофон кто-нибудь.
Ткнув микрофон подскочившей девушке, Василевская шагнула с раскрытыми объятиями к Анфисе:
– Ну, ты, мать, и вырядилась!
– Я старалась, но не помогло, – негромко сказала Анфиса, изображая ритуальное женское объятие. – Для «Культуры» снимаете?
– Для нее, родимой, – кивнула Катя.
– А кто сей юноша пунцовый, что пытается аннигилировать тебя взглядом горящим? – еще больше понизив голос, спросила Анфиса.
– Да исполнительный продюсер, кто ж еще? – так же тихо ответила Катя. – А ты-то тут какими судьбами? Только не говори, что ударилась в веру, все равно не поверю… Стоп! Ты сюда по душу Стаховского заявилась, верно? – догадалась сама Василевская. – Мы его кортеж у служебного въезда видели…
– Тс-с… – прошипела Анфиса. – Это сверхсекретное задание!
– Все, молчу-молчу! Так ты тут на сколько? Давай вечерком встретимся, а то в этой провинции скука смертная…
– Я бы с радостью, Кать, но сегодня же и улетаю. Давай в Москве созвонимся, как вернешься.
– Понятно, – улыбнулась Василевская. – Жареные новости нужно подавать горячими.
– Ты умничка, – сказала Анфиса, изображая поцелуй. – До скорого. И, пожалуйста, не выдай меня!
– Не боись, мать, не выдам даже под пытками!
– Ну, тогда пока, – махнула рукой Анфиса. – Не заплесневей тут!
– Постараюсь. Удачи! – подняла руку в ответ Катя.
Анфиса нырнула в монастырские ворота, спрятав в сумку очки. У ворот также не было никакой охраны, только стояла большая металлическая урна для жертвоприношений в пользу возрождения обители. Анфиса быстро миновала ее и огляделась. Справа она увидела беседку, к которой выстроилась небольшая очередь. Там была расположена одна из святынь монастыря – камень якобы с отпечатком длани самого преподобного Никодима. Согласно православному поверью, возложив на него руку, можно было загадать сокровенное желание, которое, в случае жизни праведной, должно было со временем обязательно сбыться.
Однако Анфису интересовала другая достопримечательность – тоже беседка, но не с камнем, а та, в которой Никодим, согласно тому же преданию, принимал для душеспасительных бесед местных жителей, а также иноков и странников, приходивших к нему из самых отдаленных мест. Оригинальная постройка, конечно, не уцелела, но на ее месте была отстроена точно такая же. И теперь в ней трижды в неделю душеспасительные беседы вел нынешний настоятель отец Вениамин. Сегодня у него вообще-то был неприемный день, однако Анфиса была уверена, что Стаховский, кортеж которого находился у служебных ворот монастыря, приехал на Лебяжье озеро вовсе не ради банальной экскурсии. И что отец Вениамин обязательно сделает для олигарха исключение.
Согласно карте-схеме, которую журналистка тщательно изучила в самолете, вторая беседка должна была находиться в глубине территории монастыря – между Трапезной палатой, Поваренным флигелем и Хлебенной башней. И Анфиса направилась туда. Дважды свернув, она наконец увидела впереди нечто вроде просторного, но уютного внутреннего двора монастыря. В нем в изобилии росли молодые ели. И за их верхушками Анфиса сразу приметила купол деревянной беседки.