Выбрать главу

Таковой была история катехизации князя и Руси.

Далее в нашей летописи помещено интереснейшее свидетельство о «посольствах» князя Владимира к мусульманам Волжской Болгарии, к «немцам» и «в греческую землю». Цель их сперва выражена летописцем так: «разузнать о верах». Однако собственно о верах (вероучениях) было уже узнано достаточно и отклонены все, кроме греческого Православия. Более точно цель посольств определяется в рассказе о совете князя Владимира с «боярами и старцами», которые посоветовали ему «разузнать, какая у них служба и кто как служит Богу». Можно согласиться с теми исследователями, которые полагают, что рассказ о посольствах - нечто иносказательное, что таких посольств не было, вовсе (хотя нет веских оснований и отрицать, что они были). Имеется также мнение, что князю Владимиру, уже склонившемуся к греческой вере, такие посольства были не нужны, а предприняты они были только для того, чтобы и княжеские дружинники, «бояре и старцы», также убедились в превосходстве Православия.

Вопрос, однако, сложней и глубже, чем кажется. Умственное восприятие основ вероучения той или иной религии дает, конечно, очень многое, но далеко не все! В полной мере почувствовать дух религии или, во всяком случае, определить, сродни ли он душе того, кто хочет ее узнать, можно только при непосредственном созерцании отправлений религиозного культа. Конкретные формы богослужения и молитвы, иногда с неким пренебрежением называемые внешней стороной веры, на самом деле как раз выражают ее главнейшее - сокровенное, духовное начало, которое в догматико-философских положениях или мифологии религии выражено не вполне ясно, часто очень неопределенно, а в иных религиях и умышленно замаскированно. Зато образ (или образы), употребляемые в религиозном культе, всегда непосредственно обнаруживают «лик» самой религии, и притом гораздо ясней, чем их подчас надуманные истолкования. Древность знала это лучше, чем современность. Поэтому не только окружению Владимира, но и ему самому было нужно знать, какая у кого служба и кто как служит Богу (что, конечно, не исключает желания князя дать возможность своим дружинникам и старейшинам убедиться в том, в чем сам он был почти убежден).

Не столь важно, были ли в самом деле специальные религиозные «посольства» князя Владимира или просто он созвал знающих людей, бывавших в разных странах, и повелел им рассказать о своих впечатлениях. Важно другое. На высшем государственном совете Руси дружина, бояре и старцы во главе с князем Владимиром перед окончательным выбором веры (а значит, всего будущего духовного пути земли Русской) в качестве решающего рассматривали вопрос об образе богослужения ислама, западного христианства и Православия.

Ответы очевидцев, побывавших и в Волжской Болгарии, и у «немцев», и в Византии, оказались в высшей степени интересными и многозначительными. В Константинополе они созерцали праздничное патриаршее богослужение (можно думать - в Святой Софии) при полном свете паникадил, с пением соборных хоров. «Поставили их на лучшем месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние диаконов и рассказав им о служении Богу своему», т. е. пояснив общий смысл богослужебной символики. В Болгарии они видели, как мусульмане молятся в мечети: «стоят там без пояса, сделав поклон, [человек] сядет и глядит туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их». У немцев «видели в храмах различную службу, но красоты не видели никакой». В Византии же в соборном столичном храме «не знали, на небе или на земле мы; ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом, - знаем только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького, так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве». Сказали же бояре: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а она была мудрейшей из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?» Они же сказали: «Где тебе любо» [I, 1, с. 123 - 125].