– Ваше счастье, молодой человек, что вы столкнулись со мной, – я человек милосердный и прогрессивный. Ради спасения ближнего готов и закон на кривой кобыле объехать.
– Но я ни в чем не виноват, – удивился задержанный.
– Думаете, что своими уловками запутаете следствие? – Павел Миронович усмехнулся. – Не выйдет. Мы мифологии всякой навидались. Ладно, слушайте внимательно. Если приедет госпожа Май, я выпущу вас под залог.
– А что скажет господин Гарноусов?
– Что вы так о нем озаботились? Депутат будет молчать. У меня есть на него управа. Видали, каким он шелковым стал. Испугался, что мы кое-что обнаружили на месте происшествия…
– А вы обнаружили? – Искра надежды мелькнула в глазах юноши.
– Да, Самсон Васильевич, обнаружили, – с гордостью заявил следователь. – И наше доказательство вас косвенно изобличает. Так что не думайте, что вы дознание водите за нос.
– Но почему же тогда вы меня хотите отпустить?
– Не считаю возможным из-за детской шалости ломать жизнь человеку, – глубокомысленно изрек следователь.
Самсон молчал, пытаясь осознать услышанное. Он даже перестал ощущать боль в локте, но понять ничего не мог. Впрочем, одна мысль засела как гвоздь в его мозгу: скорее всего, его отпустят.
– Однако ежели наши пути пересекутся еще раз, – с угрозой в голосе продолжил молодой следователь, – пощады от меня не ждите. Я выну из-под сукна дело об апельсине с иголкой и дело о покушении на Гарноусова, и присяжные сочтут вас самым опасным преступником, который искусно уходит от возмездия, и отвалят вам срок на полную катушку.
Павел Миронович остановился, чувствуя, что перешел на студенческий жаргон. Уже второй год он изо всех сил старался соответствовать своей должности, но еще не вполне смог избавиться от старых привычек: нет-нет, особенно в доверительных беседах, да с молодыми, переходил на привычный слог, язык его раскрепощался и не слушал доводов разума.
Дверь отворилась, и в проеме показался письмоводитель. Он прошествовал к столу следователя, склонился и шепнул:
– Павел Мироныч, условия обычные. – Потом выпрямился и сказал громко, вытянув руки по швам: – Ваше высокоблагородие, в коридоре дожидается госпожа Май. Велите впустить?
Самсон непроизвольно выпрямился и побледнел. Он не знал, как поведет себя госпожа Май. А если она разгневается? Если не захочет вносить залог? Если вышвырнет его на улицу и лишит журналистской работы?
Шалопаев встал. Пуговицы на его сюртуке были выдраны с мясом, рубашка топорщилась, изжамканные складками, мятые, влажные после борьбы с дворником в сугробе брюки холодили кожу. О прическе Самсон подумать не успел, потому что в дверях появилась строгая и величественная госпожа Май: плечи ее с продуманной небрежностью покрывало боа – две черно-бурые лисицы с перекрещенными мордочками, лапками, хвостами, высоко поднятую голову его работодательницы венчала огромная широкополая шляпа лилового темного бархата с лиловыми и голубыми ирисами.
Неторопливо, с достоинством госпожа Май проплыла к столу следователя и, обворожительно улыбнувшись, вытащила из внушительной муфты лисьего меха изящную, затянутую в перчатку руку и протянула ее следователю. Застывшего в столбняке Самсона она не замечала.
Тернов встал. У него началось сильнейшее сердцебиение – он узнал одуряющий аромат, обволакивающий элегантные меха великолепной дамы! Ароматом «Ля Роз Жамино» последний месяц сводила с ума его милая подружка. Он сглотнул и поцеловал выем ажурной перчатки.
– Наш телефонный разговор разбудил мое воображение, – певуче, грудным голосом проворковала госпожа Май. От плавного, едва заметного наклона ее головы голубой ирис на шляпке чуть качнулся. – Я вас таким себе и представляла, господин Тернов: деловым, корректным, молодым и – умным. Жаль, что такое приятное знакомство происходит по столь досадному поводу.
– Присаживайтесь, Ольга Леонардовна, – сказал хрипло Тернов. И пока дама располагалась на стуле и расправляла складки платья, отдал торопливую команду письмоводителю: – Уведите задержанного!
Самсон, потерявший дар речи, чувствовал себя живой колодой, которую письмоводитель толкает к выходу. Он нерешительно оглядывался через плечо на госпожу Май. Ему было неприятно сознавать, что он стал для своей благодетельницы пустым местом. Он полагал, что пробиться сквозь незримую броню холода к ее жалости и милосердию ему вряд ли удастся.
Когда следователь и госпожа Май остались наедине, Павлу Мироновичу Тернову пришлось приложить усилия, чтобы вспомнить причину, по которой столь роскошная женщина оказалась в непрезентабельной обстановке следственной камеры. Сосредоточиться мешал и обожающе-доверчивый взгляд великолепной госпожи Май.
– Дорогая Ольга Леонардовна, – собравшись с мыслью, проникновенно заговорил Тернов, – мне стоило больших трудов погасить огонь негодования, бушевавший в господине депутате. Ваш сотрудник покусился на жизнь известного политического деятеля.
– Юноша еще очень неопытен. – Ольга Леонардовна со значением смотрела прямо в глаза Тернову, будто открыла в молодом следователе ту вожделенную мужскую силу и опытность, которых был напрочь лишен ее провинившийся сотрудник.
– Из этого я и исходил, – пролепетал смутившийся следователь. – Ошибки молодости не должны ломать будущность.
– Совершенно согласна с вами, дорогой Павел Мироныч, – госпожа Май трогательно склонила голову, качнув ирисами и обдав Тернова терпким ароматом «Ля Роз Жамино». – Я придерживаюсь того же мнения, опекая по мере сил молодежь. Дело действительно так серьезно?
– Есть возможность отпустить задержанного под залог. – Павел Миронович многозначительно покашлял. – Я надеюсь, мы с вами поймем друг друга.
– Не сомневайтесь, Павел Мироныч, – Ольга Леонардовна чарующе улыбнулась, – называйте сумму.
– Ста рублей достаточно. Под ваши гарантии.
Госпожа Май повозилась в недрах муфты и извлекла оттуда сафьяновое портмоне, а из него ассигнацию.
– Будем считать, что формальности исполнены, – мягко, с едва уловимой, дразнящей насмешкой произнесла она. – А теперь, если вы сочтете возможным, я хочу узнать о существе дела.
– Извольте. – Павел Миронович поспешно смахнул купюру в ящик стола и закрыл его. – Ваш подопечный выследил господина депутата в салоне красоты и выстрелил в него через стеклянную витрину. Затем пытался бежать. Но был схвачен бдительным дворником.
– У него нашли оружие?
– Совершенно верно, сударыня, пистолет. Без надлежащего оформления.
Облачко набежало на ясное чело госпожи Май.
– И как же он объяснил причину своего преступного деяния?
– Он все отрицает, госпожа Май. Твердит о своей невиновности. Однако дознание обнаружило факты, его изобличающие. К сожалению, разглашать их я не вправе. Дело государственной важности.
– Вы меня пугаете, Павел Мироныч, – в темных глазах госпожи Май плясали лукавые смешинки, словно перед ней сидел не следователь при исполнении обязанностей, а желанный мужчина. – Я предпочла бы хранить тайну, нежели мучиться неизвестностью.
– Полагаюсь на ваше слово, сударыня, – следователь дрогнул. – Несмотря на понятную панику и беготню, мы обнаружили в салоне запорхнувший под кресло листок. Любовное письмо. Судя по всему, наш депутат в ожидании услуг куафера наслаждался чтением этого письма. А ваш юный сотрудник выследил соперника и попытался его убить.
– Могу я взглянуть на письмо?
– Не знаю, правильно ли это, – следователь посерьезнел, и так он уже слишком далеко отступил от служебной нормы. – Могу сказать вам, что письмецо фривольное, выдающее интимную близость депутата с некоей барышней. Она называет его пузанчиком и лапуськой, толстопопиком и, извините… дальше еще неприличней.
– Так вы считаете, что у Самсона был приступ ревности? – В голосе Ольги послышались железные нотки, в лице появилась жесткость.
– Несомненно. – Тернов вздохнул. – Поэтому я и счел необходимым побеседовать с вами, чтобы вы наставили своего подопечного на путь истинный. Погубить чужую жизнь легко, а вот спасти… Видите, сколько усилий требуется. В конце концов, депутат жив… А отпуская молодого человека под ваше поручительство, я надеюсь, вы разъясните ему бесперспективность дальнейших попыток состязаться с господином депутатом на любовном фронте. Ведь ни денег, ни положения в обществе у юноши нет. Надо бы подыскать ему подходящую благородную девушку или отвлечь его напряженной работой. Не знаю… Вам виднее…