Запряг лошадь в дровни, сам в них уселся. Горыныча за пазуху сунул, и тряхнул вожжами.
— Но! Пошла, родимая!
А лес в эту пору не лес — загляденье! Небо как море синее, чистое, ни облачка. Солнце большое, яркое, на землю глядит, улыбается, и белым-бело всё вокруг, так, что аж глаз режет. Сосны да ели-невесты, в шубы снежные нарядились, вдоль дороги стоят, переглядываются, будто ожидают кого-то важного, из столицы. И тишина… Только снег под полозьями скрипит.
Не прошло и часа, как показалась впереди затерявшаяся среди леса одинокая тётушкина изба. Редко кто сюда по своей воле захаживал, ни следов, ни тропинок, лишь большая сова на коньке дремлет, да густой дым из трубы поднимается.
Постучал Добромир в дверь.
— Кто там? — послышался тётушкин голос.
— Тётушка Марья, отвори. Это я, Добромир, племянник твой, из Залесья.
— А, племяш, — приоткрыв дверь и выглянув в щелку, произнесла тётушка. — Входи, присаживайся, сбитня отведай, сварила только.
— Знаю, знатный у тебя сбитень, тётушка. Да только некогда мне его распивать, ты уж прости. За советом к тебе приехал. Ты ведь не в обиду сказано, в потусторонних делах как никто другой сведуща, подскажи, будь добра, что мне вот с этим делать? — спросил Добромир, извлекая из-за пазухи широкой овчинной шубы малого Горыныча.
Тетушка Марья сплеснула руками.
— Вот те раз! А я-то думаю, чего на той стороне змеиное племя так переполошилось. С ночи лютуют ироды, туда, сюда мечутся, чуть ли не стаями. Ты где его взял, соколик? — поинтересовалась старуха.
— Похоже, анчутка выронил. Я водицей водокресной в избе кропил, он и драпанул восвояси, а этого вот в узелке на пороге оставил.
— Ах, он паршивец, у самого старшего змея детёныша выкрал! Ворочать змеёныша нужно немедленно, иначе беды не миновать.
— Вот и я о том же. Может, дорогу подскажешь?
— От чего не подсказать?! Только вот добраться туда просто так, своим ходом, не получится, кто туда уезжал, ни один еще обратно не возвращался. Места там больно глухие, гиблые.
— И что делать?
— Ничего! С тобой поеду! Есть у меня одна мыслишка, как путь сократить. Пошли, подготовиться нужно.
Вышли они на улицу. Оглядела тётушка Марья поляну, выбрала подходящее место. Приказала Добромиру глаза лошади завязать, чтобы ничего не видела и не испугалась раньше времени. Ему самому в дровни велела сесть. Чуть выше лошадиного роста, натянула меж двух берёз в два слоя шёлковую нить и принялась осторожно на неё воду лить из ковшика. Вода густая, меж нитей тонкой пленкой на снег потекла, и тут же на морозе в лёд превращаться стала. Тётушка Марья лила воду до тех пор, пока меж берёз во всю ширину не образовалось тонкое и почти прозрачное ледяное зеркало. Покончив с этим, она, тщательно приминая ногами снег, обошла три раза вокруг саней, непрестанно шепча себе что-то под нос и очертив таким образом большой круг, залезла в дровни.
— А теперь племяш гони, что есть мочи, сквозь этот лёд! Да не вздумай в нём остановиться, а не то так и сгинем в вечности. Как проскочим, осади лошадку так, чтоб стояла, как вкопанная! Всё понял? — Добромир кивнул. — Вроде ничего не забыла. Ну чего застыл, соколик? Погнали!
Добромир взмахнул хлыстом и со свистом, рассекая воздух, стеганул им лошадь. Со звоном разлетелось на мелкие осколки ледяное зеркало, мелькнула сбоку берёза, и опытный возница тут же осадил вожжи.
Лес вокруг сильно переменился. Затянутые туманной дымкой мрачные и безжизненные деревья, никогда не видевшие солнца, застыли безмолвными истуканами в устрашающих, загадочных позах, скрученные и изувеченные какой-то неведомой силой.
— Ну, вот и приехали! — сообщила тётушка, — Лошадь здесь оставь, она нам пока без надобности, привяжи вон к тому деревцу. Тут уж идти совсем недалече, но чем тише, тем сподручнее. Погоди, только памятку оставлю.
Позади саней, где первый след от полозьев остался, прочертила она корягой на снегу ровную линию, порошок какой-то над ней распылила, слова мудрёные прошептала.
— Пошли, готово.
Привязал Добромир лошадь там, где тётушка указала, сена охапку положил, и направились они в ту сторону, где угадывались в просвете меж мертвых деревьев тёмные очертания горных вершин.
Через полторы версты лес неожиданно закончился, и путники оказались на самом краю каменной гряды, резко обрывающейся широкой бездонной пропастью, со дна которой поднимался ввысь, густой, нестерпимый смрад.
— Ну и вонища! — прикрыл рукавицей нос Добромир, и тут же почувствовал, как за пазухой оживился змеёныш.