– Потому что из-за искры, – ответила Кэт, и я увидела, как Хэпзиба кивнула.
– Хорошо, а я нашла вот это в шкафу у матери в спальне. – Порывшись в сумочке, я достала трубку. Я держала ее, сложив ладони лодочкой, как облатку или бабочку со сломанным крылом. От чашки трубки пахло табаком и лакрицей.
Все трое уставились на трубку, пустые стаканчики из-под мороженого стояли, накренившись, у них на коленях. На лицах отсутствовало всякое выражение.
– Что сказала на это Нелл? – спросила наконец Кэт.
– Я пока еще не рассказывала ей про трубку. Боюсь, при виде ее она может снова выйти из себя.
Кэт протянула руку, и я передала ей трубку. Она повертела ее, словно доискиваясь какого-то ответа.
– Полиция просто строила предположения, когда говорила, что пожар начался из-за трубки. Значит, это было что-то другое – теперь-то какая разница?
Она вернула мне трубку.
– Но почему она позволила полиции и всем остальным поверить, что виной всему трубка, если она все это время лежала у нее? Почему она промолчала? – спросила я.
Солнце через маленькую прореху среди облаков просочилось сквозь пыльную витрину, и вся троица уставилась на это сияние.
– Я ходила в монастырь к отцу Доминику, – сказала я. – И, кажется, обвинила его, что он кое-что знает о том, почему мать отрубила себе палец.
– Ты не могла, – возмутилась Кэт.
– Могла. И знаете, что он мне сказал? Не ворошить былое. Сказал, что иначе я сделаю матери больно.
– Он так и сказал? – Кэт встала и пошла к прилавку. – Но это бессмыслица.
Она бросила быстрый взгляд на Хэпзибу, которая казалась озадаченной не меньше Кэт.
– Он что-то скрывает, – настойчиво повторила я.
Кэт подошла ко мне сзади. Ее руки, помедлив в воздухе, опустились мне на плечи. Когда она заговорила, вся язвительность, так часто проскальзывавшая в ее голосе, пропала.
– Мы подумаем над этим, Джесси, ладно? Я поговорю с отцом Домиником.
Я благодарно ей улыбнулась. Я увидела линию на ее подбородке, где кончался макияж. Ее горло нервно дернулось, и за этим движением крылось целое море нежности.
Похоже, разговор затронул в ней какие-то сокровенные чувства, потому что она резко убрала руки и сменила тему.
– А взамен ты даешь мне слово нарисовать несколько картинок с русалками для лавки.
– Что?
– То, что слышала, – сказала Кэт, обходя стул и становясь передо мной. – Ты сказала, что собираешься рисовать, так рисуй русалок. Они пойдут нарасхват. Можем заключить договор. Поставим хорошую цену.
Я глядела на нее, разинув рот. Мне мысленно представилось полотно: лазурные небеса, в которых, как ангелы, порхают крылатые русалки и с огромной высоты ныряют в море. Я постаралась вспомнить, что говорил брат Томас о крылатых русалках. Что-то вроде морских муз, приносящих вести из глубин. Обитающих в двух царствах.
– Ну что? Как? – спросила Кэт.
– Попробуем. Посмотрим.
Туристы, которых я заприметила еще раньше, забрели в лавку, и Кэт пошла поздороваться с ними, а Хэпзиба встала, сказав, что ей пора домой. Мне тоже надо было идти, но я продолжала сидеть с Бенни, думая о брате Томасе.
В течение последних двенадцати дней, запертая, как в клетке, в доме матери, я наговорила себе кучу всяких несообразностей. Что я влюблена, и не просто, а что это Большая Любовь, и отречься от нее – все равно что отречься от самой себя. А затем противоречила собственным мыслям, что мое увлечение безрассудно, безумно, что это сердечное испытание, которое в конце концов кончится, и мне надо быть стоиком.
Я не понимала, почему любовь к кому-то должна быть связана с такими мучениями. Мне казалось, будто сердце мое изрезано и кровоточит.
Бенни выпрямилась и, скосив глаза, посмотрела на меня, упершись кончиком языка в верхнюю губу.
– Джесси?
– Что, Бенни?
Она пододвинула свой стул к моему и зашептала мне на ухо, как делают дети, делясь секретами.
– Ты любишь монаха, – шепнула она.
Я отшатнулась и заморгала.
– С чего ты взяла?
– Просто знаю.
Спорить было бессмысленно. Бенни никогда не ошибалась.
Мне захотелось хорошенько разозлиться на нее, прихлопнуть на месте – пусть не лезет ко мне в душу, но она встала и с улыбкой посмотрела на меня – женщина моего возраста с нежным умом ребенка и сверхъестественными способностями. Она даже не знала, какой опасной может быть правда, все эти крохотные, но разрушительные семена, которые она в себе несет.
– Бенни, – сказала я, беря ее за руку, – послушай внимательно. Ты никому не должна об этом говорить. Обещай мне.
– Но я уже сказала.