Я лишь смутно осознавала, что все остальные наблюдают за мной. В груди у меня пылало, будто жгло колючими искрами бенгальских огней, размахивая которыми, мы с Майком носились вокруг дома в ранних летних сумерках.
Оторвавшись от красок, я увидела, что Кэт улыбается мне. Прядки волос падали ей на уши. Сегодня они казались охристо-рыжими.
– Так когда я смогу увидеть картинки с русалками в своей лавке?
– Вдохновение приходит, когда хочет, – огрызнулась я.
– Ах да, извините. Позвольте перефразировать. Когда, как вы полагаете, придет ваше вдохновение?
– Помнится, у нас была сделка. Ты собиралась поговорить с отцом Домиником и посмотреть, что ему известно о причинах, по которым мать отрубила себе палец, помнишь? А взамен я собиралась нарисовать русалок. Так… ты поговорила?
Кэт отвела глаза, устремив взгляд в окно над раковиной, на филигрань игры света на стойке. Пауза затягивалась. Я слышала, как Бенни дурачится, щелкая крышкой сахарницы. Хэпзиба встала, подошла к кофеварке и налила себе еще чашку.
– Я не говорила с ним, Джесси. – Кэт повернулась ко мне. – Так уж выходит, что я согласна с отцом Домиником. Не думаю, что кому-нибудь, особенно твоей матери, станет легче, если мы начнем рыться в причинах. Это только расстроит Нелл. Так или иначе, это лишено всякого смысла. Слушай, извини. Я понимаю, что обещала тебе переговорить с ним, но думаю, это неправильно. И вот тебе мой совет – брось.
Я разозлилась на нее, и все же у меня появился соблазн сделать так, как она говорит. Я понимала, что силы матери на пределе.
– Ладно.
– Ты хочешь сказать, что бросишь эту затею? – спросила Кэт.
– Нет, я хочу сказать, что больше не буду просить тебя помочь мне. – Я произнесла это смиренно, чувствуя, что злость проходит. Кэт верила, что поступает как лучше, и я никогда не стану убеждать ее в обратном.
Кэт насторожилась и жалобно посмотрела на меня, притворяясь, что раскаивается.
– Но ты же все равно нарисуешь мне русалок, правда?
– Бога ради, нарисую я тебе твоих русалок, – вздохнула я. Мне бы и хотелось рассердиться на нее – и я пыталась, чтобы мой ответ прозвучал зло, – но, когда я посмотрела на кисти и краски, которые она достала для меня, не смогла.
Зазвонил телефон, и Кэт пошла снимать трубку. Хэпзиба, стоя у раковины, мыла кофейник. Кухня наполнилась журчанием воды, и у меня перед глазами мгновенно промелькнул отрывок из приснившегося накануне. Я подумала, что сейчас – в эту самую минуту – делает Уит. Мне представилось, как он сидит в своем коттедже, зарывшись в книги, капюшон откинут и уютно покоится между лопатками. Я увидела его в бегущей по протокам джонке и тот замечательный оттенок, который его глаза приобретают на солнце, – цвет синего полотна.
Думать о нем подобным образом было совершенно по-детски. Но иногда я не могла иначе. Я воображала наши тела, тесно прижавшиеся друг к другу, и то, как я воспаряю над собой во что-то лежащее по ту сторону времени и пространства, где я могу делать все, чувствовать все и где внутри меня не останется пустот.
– Так расскажешь нам, почему уехал Хью? – спросила Кэт, тяжело привалившись к стойке. Я даже не услышала, как она вернулась в кухню.
– Он и не собирался оставаться надолго, – ответила я.
– Даже на ночь? – Она посмотрела на мою левую руку. – Вчера на тебе было обручальное кольцо. А сегодня нет.
Бенни через стол уставилась на мою руку, потом посмотрела мне в лицо. Это был тот самый взгляд, когда в «Русалочьей сказке» она сообщила мне, что я влюблена в одного из монахов. Сознание, что она сообщила обо всем и своей матери, вызвало во мне ничем другим не объяснимую необходимость признаться.
Когда Хэпзиба подошла и встала рядом с Кэт, мне пришло в голову, что, пожалуй, это была главная причина, по которой я приехала сюда. Потому что мне отчаянно нужны были исповедники. Потому что в глубине души мне было страшно. Потому что лежавший на мне груз был по крайней мере раз в десять тяжелее меня самой и у меня уже не оставалось сил нести его. Мне вдруг захотелось упасть ниц перед Кэт и Хэпзибой, уткнуться им в колени и почувствовать, как они обнимают меня за плечи.
– Случилось что-то ужасное, – сказала я, сосредоточившись сначала на вазе с фруктами, потом на столешнице. – Хью и я… кажется, мы расстались. – Немного скосив глаза, я увидела подол платья Хэпзибы, остроносые туфли Кэт, квадраты света, падавшего в окно. Капал кран. Запах кофе плавал в воздухе, подобно туману. – Я влюбилась в… в другого, – закончила я.