На правом запястье у Хью был тонкий браслет, на вид из переплетенных вышивальных нитей – синих, желтовато-коричневых и черных, – что привело меня в крайнее недоумение, поскольку Хью терпеть не мог носить никакие украшения, кроме обручального кольца. Оно, как я заметила, по-прежнему было у него на левой руке.
Он увидел, как я таращусь на браслет.
– Это от Ди, – сказал Хью. – Она сама его сделала. Кажется, она сказала, что это браслет дружбы. – Он в смущении поднял руку, пожимая плечами оттого, что такая странная и забавная вещь оказалась здесь, что дочери захотелось скрепить их дружбу. – Мне строго-настрого приказано не снимать его. Мне сказали, что произойдет нечто ужасное, если…
Нелепая тревога о жутких последствиях, принимая в расчет, что они уже совершились, заставила его прерваться на середине фразы и опустить руку.
Он не знал, что Ди сделала один из таких браслетов для своей подружки из средней школы, Хезер Морган, чтобы утешить ее после того, как ее выгнали. Это был акт сестринской солидарности. Ди никогда не сделала бы такой браслет для Хью, не знай она, что между нами случилось. Неужели он рассказал ей?
– Замечательный подарок, – сказала я. – По какому поводу?
– К десятому апреля, – испытывая неловкость, произнес Хью.
Его день рождения. Я забыла. Но если бы даже и вспомнила, то вряд ли бы позвонила. Учитывая ситуацию.
– С днем рождения! – что еще мне оставалось сказать?
– Я жалел, что мы пропустили варьете в этом году Может, в следующем? – Он уставился на меня испытующим взглядом, в котором читался молчаливый вопрос насчет «следующего года».
– Варьете? – сказала Кэт. – Звучит забавно.
– Нам надо поговорить о матери, – попросила я, чувствуя себя явно неуютно, моя уклончивая тактика была настолько прозрачна, что Хью даже слегка улыбнулся.
Я мельком взглянула на бланки документов об опеке, лежавшие на пустом кресле рядом со мной, у них был такой вид, будто в кресле сидит некто грузный, угрожающе-мрачный, требующий внимания.
Хью потянулся и взял бумаги. На больших пальцах обеих рук у него были приклеены маленькие кусочки бактерицидного пластыря. От волдырей. Натер, работая с культиватором. Я смотрела, как он листает страницы, глядя на свои руки. В какое-то мгновение мне показалось, что по его рукам я могу прочесть всю историю нашего брака. В волосатых запястьях, в линиях ладони, в пальцах, помнящих прикосновение ко мне. Тут, именно тут было таинство, соединявшее людей.
– Хорошо, – сказал Хью, кладя бумаги на колени. – Поговорим о Нелл.
Я начала с пролога.
– В ту ночь, когда я приехала на остров, я застала мать за ритуалом – она хоронила свой палец рядом со статуей святой Сенары, помнишь, я тебе об этом рассказывала.
Хью кивнул.
– Я спросила, зачем она отрубила его, и она начала рассказывать… понимаешь, так говорят люди, прежде чем вспомнят, что это тайна. Она упомянула имя моего отца и отца Доминика, а потом, когда поняла, что сказала, остановилась и не захотела продолжать. Так что отец Доминик каким-то образом явно замешан. – Я бросила взгляд на Кэт. – Конечно, Кэт со мной не согласна.
Кэт даже не стала отнекиваться; отчасти я и сказала это, чтобы посмотреть на ее реакцию. Но она в ответ только воззрилась на меня и закинула ногу на ногу.
– Ты говорила с отцом Домиником? – спросил Хью.
– Да, и он сказал мне, что некоторые вещи лучше держать в тайне.
Хью наклонился вперед, зажав руки между коленями.
– Ладно, забудем на минутку про отца Доминика. Ты-то что думаешь, зачем она отрубает себе пальцы? Ты была с ней почти два месяца. Что подсказывает тебе нутро?
Нутро? На мгновение я лишилась дара речи. Хью спрашивал меня, что я чувствую нутром, причем в области, где считал себя специалистом. Раньше он кратко излагал мне свою медицинскую точку зрения – прямо по учебнику или медицинской энциклопедии – и начисто отметал все, что думаю я.
– Мне кажется, что причина в прошлом, в том, что, как ей кажется, она сделала, – ответила я, взвешивая каждое слово, мне так хотелось быть точной. – Что-то, имеющее отношение к отцу и такое ужасное, что это буквально свело ее с ума. Думаю, безумное желание калечить себя – своего рода покаяние. Она пытается искупить вину.
Помню, как Кэт отвернулась и слегка покачала головой, как люди, которые чему-то не верят.
Я была полна решимости убедить ее не меньше, чем Хью. Я процитировала Писание, где говорится, что если правая твоя рука соблазняет тебя, то лучше отсечь ее, нежели все тело твое будет ввержено в геенну.
– Ты хотя бы догадываешься, какой грех пытается замолить Нелл? – задал вопрос Хью.