Да я и сам хотел повидаться с ним.
Внешнему виду на Арионе придавалось немалое значение, поэтому я счел необходимым позаботиться о том, чтобы Лукиан сразу понял, с кем имеет дело. Надел лучшие сапоги, темные, ручной работы, из римской кожи, которые никогда не бывали в приемном покое Торгатона, строгий черный костюм с широкими лацканами и жестким воротником. На шее висел превосходный крест из чистого золота. Воротник скрепляла булавка в форме меча, также из золота, знак рыцаря-инквизитора. Брат Денис тщательно выкрасил мои ногти, они стали черными, как эбонит, затем зачернил веки и ресницы и покрыл лицо тончайшей белоснежной пудрой. Я сам испугался, посмотревшись в зеркало. Столь грозный был у меня вид. Улыбнулся, но лишь на мгновение: улыбка все портила.
К собору Иуды Искариота я отправился пешком. По широким золотистым улицам Аммадона, окаймленным алыми деревьями. Шептуньи, называли их горожане. И действительно, длинные, свисающие с ветвей усики, казалось, что-то нашептывали легкому ветерку. Со мной пошла сестра Юдифь. Низенького росточка, хрупкая даже в комбинезоне с капюшоном, какие носили монахини ордена святого Христофора. С добрым мягким лицом и чистыми, невинными глазами. Я ей полностью доверял. Она уже убила четверых пытавшихся напасть на меня.
Собор отстроили недавно. Величественный, полный достоинства, он возвышался среди цветочных клумб и золотистой травы. Сады окружала высокая стена. Снаружи ее украшали фрески. Некоторые из них были оригиналами иллюстраций, которые я видел в книге «Путь креста и дракона», и, прежде чем войти в ворота, я остановился, чтобы еще раз полюбоваться ими. Фрески покрывали и стены собора. Никто не попытался остановить нас в воротах. Мужчины и женщины гуляли средь клумб или сидели на скамьях под серебряницами и шептуньями.
Мы с сестрой Юдифь огляделись, а затем зашагали к собору.
И только начали подниматься по лестнице, как из массивных дверей вышел мужчина. Светловолосый, толстый, с окладистой бородой, в сутане из тонкой материи, ниспадающей на ноги, обутые в сандалии. Нарисованные на сутане драконы несли на себе мужской силуэт с крестом в руке.
Когда я поднялся по лестнице, мужчина поклонился мне в пояс.
— Отец Дамиэн Хар Верис, рыцарь-инквизитор. — Он широко улыбнулся. — Приветствую вас во имя Иисуса и святого Иуды. Я — Лукиан.
Я отметил про себя, что надлежит незамедлительно выяснить, кто из слуг епископа поставляет информацию культу Иуды, но лицо мое осталось бесстрастным. Все-таки прошел не один год, как я получил сан рыцаря-инквизитора, и подобных сюрпризов выпало на мою долю с лихвой.
— Отец Лукиан Мо, — без улыбки, пожал я протянутую руку, — я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Он же улыбнулся вновь.
— Конечно, конечно. Я в этом не сомневаюсь.
Мы прошли в просторный, но скромно обставленный кабинет Лукиана. Еретики не признают роскоши, с которой давно сроднились служители церкви. Из излишеств он позволил себе лишь одну картину, на стене за его столом.
Картину, в которую я уже влюбился: слепой Иуда, плачущий над убитыми драконами.
Лукиан тяжело опустился в кресло, указал мне на второе, напротив стола. Сестру Юдифь мы оставили за дверями кабинета.
— Я лучше постою, отец Лукиан, — ответил я, зная, что это дает мне определенные преимущества.
— Просто Лукиан, — поправил он меня. — Или Лука, если предпочитаете. Мы не приемлем титулов.
— Вы — отец Лукиан Мо, родившийся на Ариане, окончивший семинарию на Кэтадее, бывший священник Единственно истинной межзвездной католической церкви Земли и тысячи миров, — возразил я. — И обращаться к вам я буду, как требует того ваш статус, святой отец. И от вас жду того же. Это понятно?
— Да, конечно, — дружелюбно ответил он.
— В моей власти лишить вас права приобщать святых тайн и отлучить от церкви за распространяемую вами ересь. На некоторых планетах я даже мог приговорить бы вас к смерти.
— Но не на Ариане, — вставил Лукиан. — Нам свойственна веротерпимость. Кроме того, числом нас поболе. — Улыбка снова заиграла на его губах. — Что же касается остального, нет возражений. Я уже давно никого ни к чему не приобщаю. Теперь я Первый Учитель. Долг мой — мыслить, указывать путь, помогать остальным обрести веру. Отлучите меня от вашей церкви, если это доставит вам удовольствие, отец Дамиэн. Ведь наша цель — осчастливить всех.
— Вы изменили истинной вере, отец Лукиан, — я положил на его стол «Путь креста и дракона», — но, как я вижу, нашли другую, — тут я позволил себе улыбнуться ледяной, внушающей ужас улыбкой. — С более нелепой выдумкой мне еще встречаться не доводилось. Но вы, наверное, скажете мне, что говорили с Богом, что он поведал вам это новое откровение, чтобы вы могли очистить честное имя святого Иуды, не так ли?