Теперь уже Лукиан улыбался во весь рот. С сияющими глазами он поднял книгу со стола.
— О нет. Я все выдумал сам.
— Что? — Я не мог поверить своим ушам.
— Да, да, все выдумал. Разумеется, я пользовался многими источниками, в основном Библией, но, полагаю, большая часть «Креста и дракона» — мое творение. И вы должны согласиться, получилось неплохо. Естественно, при всей моей гордыне, я не мог поставить на титуле свое имя. Но отметил, что она одобрена мною. Вы, наверное, заметили? На большее я не решился.
На мгновение я лишился дара речи, но достаточно быстро пришел в себя.
— Вы меня удивили, — не оставалось ничего другого, как признаться в этом. — Я-то ожидал встретить безумца с больным воображением, убежденного в том, что он говорил с Богом. Мне уже приходилось иметь дело с такими фанатиками. Но я вижу перед собой улыбающегося циника, высосавшего из пальца целую религию ради собственной выгоды. Знаете, фанатики и то лучше вас. Вы же недостойны даже презрения, отец Лукиан. И гореть вам в аду целую вечность.
— Я в этом сомневаюсь, — Лукиан по-прежнему улыбался, — да и ваша оценка неверна. Во-первых, я не циник, во-вторых, не имею никакой выгоды от моего дорогого святого Иуды. Честное слово. Будучи священником вашей церкви, я жил в куда большем комфорте. Я сделал все это, потому что таково мое призвание.
Я сел.
— Вы меня совершенно запутали. Объяснитесь.
— А вот теперь я собираюсь сказать вам правду. — Тон его показался мне странным. Он словно произносил заклинание. — Я — Лжец.
— Вы хотите запутать меня детскими парадоксами, — насупился я.
— Отнюдь. — Опять улыбка. — Лжец. С большой буквы. Это организация, отец Дамиэн. Религия, если хотите. Великая и могучая вера. И я — мельчайшая ее часть.
— Такая церковь мне незнакома.
— Естественно. Это тайная организация. Другого и быть не может. Вы понимаете? Люди же не любят, когда им лгут.
— Я — тоже, — выдавил из себя я.
На лице Лукиана отразилась обида.
— Я же сказал, что это правда. Когда такое говорит Лжец, вы можете ему поверить. Как еще мы можем доверять друг другу?
— И вас много? — Я уже начал догадываться, что Лукиан такой же безумец, как и любой еретик, и столь же фанатичен в своих убеждениях. Но у него был более сложный случай. Ересь внутри ереси. А долг инквизитора требовал докопаться до самой сути.
— Много, — кивнул Лукиан. — Столь много, что вы бы удивились, отец Дамиэн, узнав точное число. Но кое о чем я не решаюсь сказать вам.
— Так скажите то, на что решаетесь, — бросил я.
— С радостью! — воскликнул Лукиан Иудассон. — Мы, Лжецы, как и любая религия, принимаем несколько постулатов на веру. Вера, как вы понимаете, необходима. Есть положения, которые невозможно доказать. Мы верим, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Это один из наших догматов. Цель жизни — жить, сопротивляться смерти, возможно, даже бросить вызов энтропии.
— Продолжайте. — Слова Лукиана, против воли, разожгли мой интерес.
— Мы также верим, что счастье есть благо, поискам которого надобно посвятить себя.
— Церковь не противится счастью, — заметил я.
— Неужели? — удивился Лукиан. — Ну да не будем спорить. Какую бы позицию ни занимала церковь в вопросе о счастье, она проповедует веру в загробную жизнь, в высшее существо и требует выполнения жестких моральных норм.
— Истинно так.
— Лжецы не верят ни в жизнь после жизни, ни в Бога. Мы принимаем вселенную как она есть, отец Дамиэн, со всеми ее жестокими истинами. Мы, кто верит в жизнь и ценит се более всего на свете, должны умереть. А потом не будет ничего, кроме пустоты. В жизни нашей нет цели, поэтики, смысла. Не найдем мы этого и в нашей смерти. Когда мы уйдем, нас будут вспоминать лишь непродолжительное время, а потом забудут, словно мы и не жили. Наши планеты и наша вселенная лишь ненадолго переживут нас. Все поглотит ненасытная энтропия, и наши жалкие усилия не уберегут нас от такого конца. Вселенная исчезнет, как будто ее и не было. Она обречена, преходяща, вечность — понятие недостижимое.
Я сидел в кресле, а от слов Лукиана по телу моему пробегала дрожь. Рука моя гладила крест.
— Мрачная философия и насквозь фальшивая, — прокомментировал я его монолог. — Такие мысли посещали и меня. Наверное, все мы должны пройти через это. Но на самом деле все не так. И моя вера защитила меня от подобного нигилизма. Вера — надежный щит против отчаяния.