— Стой здесь, — сказал он и вышел. Гектор остался почти в полной темноте.
Он ждал, забыв о времени. Сердце стучало в ушах. Плотный сумрак и почти полное отсутствие воздуха унесли его от реальности. Текли мгновения, и постепенно он начал сознавать, что ставень в окне перед ним открылся. Услышал тихие шаги у себя за спиной, и понял, что вернулся евнух. Еще мгновение, и он почувствовал руку на своем плече, рука подтолкнула его вперед, так, что лицом он почти прижался к решетке окна. Глаза уже привыкли к сумраку, но он все равно ничего не различал, кроме узора лепной решетки в нескольких дюймах перед собой. Он передвинулся в сторону, чтобы заглянуть в проем. Теперь он смог различить комнату за окном, совершенно такую же, как та, в которой стоял он сам. Комната была так же погружена во мрак, если не считать слабого проблеска света, проникавшего из-под двери сбоку. С трудом он смог разглядеть темную фигуру, стоявшую посреди комнаты.
— Элизабет? — быстро спросил он. — Это ты?
От волнения и предчувствия, а еще — от страха предстоящего разочарования во рту у него пересохло.
Ответа не было.
— Элизабет, это я, Гектор.
То, что ему показалось одной фигурой, на самом деле оказалось двумя, стоящими бок о бок. Одна из них отошла в сторону, а смутные очертания второй как будто немого приблизились.
— Элизабет, — повторил юноша. — Если это ты, прошу, скажи хоть слово.
Последовало долгое молчание. Он слышал только свистящее дыхание евнуха, стоящего у него за спиной. Фигура вновь чуть шевельнулась. Гектор ощутил слабый запах мускуса. Он не помнил, чтобы от его сестры так пахло.
Наконец женский голос, едва слышно произнес:
— С тобой все в порядке?
Гектор пытался преодолеть волнение и отчаянно старался вспомнить голос сестры. Он так давно не встречался с ней, что забыл, какой у нее голос.
— Это я, Гектор, — повторил он. — Это вправду ты, Элизабет?
Ответ был таким тихим, что ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать:
— Да.
Гектор припал к решетке, прижался к ней лицом. Голова у него кружилась.
— Тебя хорошо содержат? — спросил он, стараясь, чтобы эти слова прозвучали как можно мягче, хотя в голове у него кружился вихрь.
— Я… — последовало молчание. — Я здорова.
Гектор с трудом сглотнул. Горло у него вдруг сжалось. Ему хотелось, чтобы голос его звучал обыденно, но почему-то казалось, что этим он разрушит чары и хрупкую связь с сестрой.
— Сколько времени ты пробыла здесь? — хрипло спросил он.
Но ответили ему вопросом.
— Что случилось с тобой? И с остальными?
— Нас продали в рабство в Алжире. Я не знаю, что сталось с остальными дальше, а я работал у одного турецкого капитана, не очень долго, а потом попал на французскую галеру. Теперь я здесь, в Мекнесе.
— Ты по-прежнему раб?
— Нет. Я не раб. Я здесь с друзьями, и, может быть, нас когда-нибудь отпустят. И тогда я заберу тебя с собой, увезу отсюда.
Воцарилась тишина. Темная фигура хранила молчание. Потом голос Элизабет произнес:
— Это невозможно.
— Нет, возможно, — с пылом возразил Гектор. Теперь он чувствовал себя лучше и был больше уверен в себе. — Император обещал отпустить тебя, если я и мои друзья хорошо ему послужим.
Казалось, Элизабет не поняла всей важности его слов. Не обратив на них внимания, она спросила:
— У тебя не было вестей о маме?
— Я не получал никаких вестей из дому и вообще никаких вестей с тех пор, как нас захватили. Надеюсь, она вернулась в Испанию и живет со своими. Как только тебя освободят, мы отправимся ее искать.
Снова долгое молчание, за которым последовал чуть слышный шепот:
— Я же сказала, Гектор. Это невозможно.
— Выслушай меня, Элизабет, — умоляюще проговорил Гектор. — Я уверен, что смогу добиться твоего освобождения. Мне помогут друзья. Мы сможем заставить Мулая пойти на это. Ты не должна отчаиваться.