Я слышала, как меня зовут, но никого не видела.
— Скорее, Джоанна, скорее, мы из-за тебя не можем начать игру в теннис! — кричали мои кузены. Все они были такие сильные, такие выносливые.
— Давай, девочка, ты вполне можешь справиться с этой задачей! — гремел беззаботный голос моего дядюшки, Эдварда Стаффорда, третьего герцога Бекингема и главы семейства. — Ты сама должна найти выход. Мы не можем никого за тобой послать: вдруг и он тоже потеряется.
Я заблудилась в лабиринте, который мой дядюшка тогда только-только построил. «Я ради такого дела нанял монахов получше, чем были у самого кардинала Уолси», — снова и снова повторял он. Сегодня, 4 сентября, в годовщину рождения второго герцога Бекингема, моего давно умершего дедушки, дядя устроил праздник в честь открытия лабиринта. Всех детей с завязанными глазами отвели в центр. После чего с нас сняли повязки и сказали: «А теперь бегите, посмотрим, кто из вас выберется первым!»
— Ищите выход! Ищите выход! — кричал дядюшка из-за живых изгородей, высоких и неприступных.
Я была младше всех и сразу же оказалась в конце бегущих, а вскоре и вовсе осталась одна. Я в отчаянии металась из стороны в сторону, надеясь, что найду проход в стене зарослей и окажусь в саду, но инстинкт неизменно подводил меня, и я только углублялась в лабиринт.
— Да что с тобой, Джоанна?
— Ну же, постарайся!
— Думай, девочка, думай!
Голоса становились все громче и нетерпеливее.
— Джоанна, не будь такой дурой! — выкрикнул один из мальчишек Стаффордов. Старшие зашикали на него.
Я оказалась в центре внимания, что всегда ненавидела. Тщетно пыталась я сосредоточиться и вспомнить, куда же поворачивала на этом углу прежде — направо или налево? Мною постепенно овладевала паника.
Ах как кружилась моя голова от запаха роз! Лабиринт был усеян множеством подстриженных кустов с красными цветами. Сезон уже подходил к концу, и лепестки роз пожухли и облетали. Да и день уже клонился к вечеру. Но кустов было так много, и я столько раз пробегала мимо них. Я чуть ли не ощущала на языке вкус этих приторных, пыльных, надменных роз.
Я быстро повернула за угол и столкнулась с Маргарет.
Мы обе упали и рассмеялись; бусинки, украшавшие наши рукава-буффики, сцепились. Мы распутались, и Маргарет помогла мне подняться: она была на год старше и на два дюйма выше. И всегда — в сто раз умнее и красивее. Моя двоюродная сестренка. Моя единственная подружка.
— Маргарет, куда ты подевалась? — прорычал герцог Бекингем. — Смотри у меня — не смей возвращаться в лабиринт и помогать Джоанне.
— Ой, папа на тебя рассердится, — испугалась я. — Зря ты сюда прибежала.
Маргарет подмигнула мне, отряхнула грязь с наших праздничных платьев и, держа за руку, повела обратно.
Они все собрались у входа в лабиринт: чуть ли не весь клан Стаффордов был там, все наши приживалы и слуги. Мой дядюшка — герцог, один из знатнейших пэров Англии — красовался в отделанном серебром камзоле и шляпе со страусиным пером. Его младший брат — сэр Ричард Стаффорд, мой отец, — стоял рядом. Длинная тень, протянувшаяся по саду, почти доставала до них. Отбрасывала ее квадратная башня, возвышавшаяся над округой. Замок Торнбери в Глостершире был некогда построен словно крепость, способная выдержать осаду. Но осаду не чужеземного врага, а нескольких поколений алчных королей из династии Плантагенетов.
Маргарет без всякой боязни подошла прямо к герцогу и объявила:
— Ну, папа, я нашла Джоанну. Теперь можете играть в теннис.
Он, подняв брови, оглядел нас обеих. Все присутствующие застыли в напряженном ожидании.
Но герцог Бекингем рассмеялся. Он поцеловал любимую дочь — незаконнорожденную, но воспитанную безропотной герцогиней вместе с четырьмя другими его детьми.
— Я прекрасно знаю, что ты можешь все, Маргарет, — сказал он.
Мой отец тоже приласкал меня — крепко обнял. Он весь день веселился от души, и теперь от него пахло потом, землей и свежим сеном. До сих пор помню, какое облегчение, какое счастье я тогда испытала!
Телега вовсю тряслась и раскачивалась, подбрасывая меня на соломе. Я с усилием вынырнула из воспоминаний. А вот и Лондон.
Мы миновали городскую стену и поехали по улице, которая шла вдоль нее снаружи. Колеса телеги по ось завязли в грязи. Лошади ржали, возница сыпал проклятиями, шумливые пассажиры переместились в задок телеги.
— Ничего страшного, — сказала мне соседка. — Мы почти у Смитфилда.
Я прошла с толпой до конца улицы, потом мы свернули на другую: вдоль нее стояли сплошь одни таверны. Она вела на огромное плоское пространство, которое уже кишело прибывшими на сегодняшнюю казнь зрителями. Здесь собрались сотни людей: мужчины и женщины, моряки и швеи, даже дети. Передо мной протискивалась вперед семья: мать тащила корзинку с хлебом, рядом шел отец и нес на плечах маленького сына.