— Пей, пей, милейший и достопочтеннейший отец Жюльен, пей так, чтобы наконец почувствовать, как это здорово — надраться до чертиков. Сегодня у меня денег куры не клюют! К тому же мы все-таки справляем свадьбу. Так что, если понадобится, Микаэль притащит еще один кувшин вина.
Отец Жюльен, посинев, брыкался и отбивался, плевался вином, стонал и мотал головой, но Антти безжалостно окунал его опухший нос в кувшин, заставляя пить и захлебываться, мне же велел скорее нести следующий жбан. Но госпожа Ева внезапно схватила меня за руку и, встав на моем пути, оттолкнула от двери. Глаза красавицы метали молнии, когда она, дрожа от гнева, обратилась к Антти:
— Немедленно отправляйся со мной на брачное ложе, мой дорогой господин. Не то я разобью этот кувшин о твою башку. Я и подумать не могла, что выхожу замуж за пьяницу, хотя в турецком лагере заметила тебя среди пленных и видела, какую страсть ты питаешь к вину.
Антти постарался успокоить молодую жену, нежно заворковав:
— Дорогая моя малышка, мой жеребеночек, мой персик! Всему свое время. Сначала мы должны позаботиться о спасении наших жизней — ведь не очень-то приятно проснуться на брачном ложе только для того, чтобы отправиться прямиком на виселицу. Не так ли, мое золотце? Отец Жюльен с превеликой радостью продаст нас за пару медяков, не говоря уж о том, что он мечтает заполучить твое обручальное кольцо. Нам остается только одно: забрать почтенного пастыря с собой к туркам. Заставить же его держать язык за зубами можно лишь единственным способом — напоить преподобного отца до бесчувствия. Согласись, что это очень милосердно: он просто рухнет замертво где-нибудь в углу и уснет так крепко, что никто и ничто не разбудит его. Поверь мне, дорогая, я прекрасно помню те времена, когда укладывал его почивать на постоялых дворах, где он напивался, как свинья.
С этими словами Антти снова крепко схватил отца Жюльена за шею и окунул лицом в вино, заставляя преподобного пить — хотел того несчастный или нет. Но как только Антти позволял ему перевести дух, благочестивый отец немедленно принимался обвинять нас в измене, проклинать, обзывать отступниками и клясться, что уже давно, еще в Париже, он чувствовал, как от нас, богомерзких еретиков, смердит адской серой.
Успокаивая его, Антти заверял:
— Я желаю тебе только добра, отец Жюльен, но если ты так уж хочешь, я с удовольствием перережу тебе горло. Уж тогда-то все мы будем в полной безопасности, а потому не слишком искушай меня и не толкай на этот мудрый шаг. Я ведь еще не забыл, как подло ты бросил нас в трактире под Парижем, оставив в благодарность за все наши хлопоты лишь коротенькую записку…
Антти достал нож, поплевал на руки и принялся проверять лезвие на своей загрубевшей ладони.
Увидев это, отец Жюльен прекратил орать, и лицо у него сразу посерело. Негодяй знавал в жизни всякое — и взлеты, и падения, поэтому сразу сообразил, что сейчас ему лучше молча уповать на милость Провидения. Слабым голосом он попросил еще подлить ему вина, а когда я поднес ему очередной кубок, не прошло и четверти часа, как благочестивый капеллан стал уверять нас, что всегда считал Магомета величайшим из пророков. К тому же, продолжал священник свою еретическую проповедь, Церковь, по его мнению, слишком уж ополчилась на мусульман за многоженство, в то время как древние патриархи своим личным примером подтверждали правильность воззрений Магомета на брак. Преподобный отец Жюльен сетовал также на скупость военного коменданта Вены, у которого вызывают зависть мизерные доходы несчастного капеллана.
Тут его мерзкую тираду прервал безудержный приступ икоты, глаза у отца Жюльена закрылись, и он непременно свалился бы под стол, не подхвати его Антти под мышки. Брат, невзирая на мои протесты, велел нам со священником немедленно покинуть комнату, и мне пришлось подчиниться. Спотыкаясь на узеньких ступеньках крутой лестницы, я спустился вниз, волоча за собой бесчувственного отца Жюльена. Наша добрая хозяйка помогла мне затащить его в другую комнату и уложить в постель. Вскоре мы услышали громкий храп капеллана. На всякий случай, а также для того, чтобы чувствовать себя в полной безопасности, я лег рядом с отцом Жюльеном и привязал его левую ногу к своей правой. Потом с чистой совестью я тоже погрузился в сон.
Вино подействовало на меня как хорошее сонное зелье — я спал крепко и очень долго, пока отец Жюльен, резко дернувшись и больно ущипнув за ногу, не разбудил меня. Он сидел рядом со мной на постели, читал утреннюю молитву и, дрожа от страха, шепотом приговаривал: