– Нине-пухуця злая ведьма, и ее сожгут, – грустно кивнула Митаюки-нэ. – Но она все равно всего лишь слабая старуха. Мне ее жалко.
– А мне завидно! – призналась Тертятко-нэ. – Ты представляешь, какая сильная была любовь? На несколько жизней хватит. Нине-пухуця сколько уже живет? Про нее еще бабушка моя рассказывала. Когда бабушка была маленькой, шаманку уже боялись и называли старой. Пошли посмотрим, как ее жечь будут?
– Сегодня не спалят, – покачала головой Митаюки-нэ, однако же вместе с подругами вышла на дорогу и на почтительном удалении двинулась вслед за воинами.
День был в разгаре, и оба солнца сияли во всю силу, обжигая лица сразу с двух сторон. Радостно пели птицы, стремительно разрезая воздух, вылавливая из него жучков и мошек, в озере тяжело ворочался травоядный тымбертя, разбрызгивая воду. Каждый подъем его огромной шеи окатывал окрестности настоящим дождем. Средь высокой сочной травы шастали мелкие ящерки. Сюда, к селению сир-тя, опасные звери не подпускались, и им было вольготно и спокойно… Как самим сир-тя под солнцем мудрых предков.
В своих коротких замшевых кухлянках собравшиеся на дороге воспитанницы Дома Девичества напоминали стайку воробьев, разве что с черными головами. Точно так же они чирикали – весело, но неразборчиво, и точно так же прыгали, перебегая одна от другой, чтобы поделиться впечатлениями.
Дом Девичества, по обычаю, отделялся от селения небольшим перелеском. Дорога пробила его по прямой, и перед стайкой воспитанниц открылось само селение. На берегу поднимался огромный храм предков, накрытый сшитыми шкурами огромных кровожадных нуеров и огражденный клыкастыми челюстями и крохотными передними лапками этих же зверей. Символ храбрости воинов и вождей племени, способных одолеть столь опасного врага.
Немного в стороне поднимался Дом Воинов, служивший больше для встреч вождей, колдунов и старших воинов, нежели для их обитания. Ныне бессемейных вождей в селении осталось всего трое, так что дом стоял почти пустым. За перелеском просматривалась крыша Дома Мальчиков, тоже выстроенного чуть поодаль. Мальчики так же, как девочки, переселялись в эти дома по достижении семи лет, где и обучались опытными воспитателями хитростям будущей взрослой жизни. Кто оказывался способен – постигал мудрость, кто не очень – учился умению ворожить и сражаться, а самые глупые – только храбрости и искусству воевать.
Пройдя посвящение и став мужами, мальчики переселялись в Дом Воинов до тех пор, пока не выбирали себе жен… Семьи с детьми жили в отдельных хижинах, вольготно разбросанных на просторной луговине за храмом, от озера и до самого леса. Между селением и храмом находилась просторная утоптанная площадь, на которой происходили все торжества и праздники. Ее огораживала череда очагов…
Единственное, чего здесь не было, так это узилища, места для содержания пленников. И потому воины привязали злобную Нине-пухуця к толстой иве, выросшей на берегу возле причалов. Руки завели за спину, затянув веревкой округ толстого ствола, а потом прикрепили еще и за плечи, чтобы не упала. Повязку на глазах оставили – чтобы взглядом никого не поймала, воле своей не подчинила, разум не затуманила, не запутала, не заморочила.
– Сожгут? – опять с испуганной надеждой спросила Тертятко-нэ, крепко вцепившись двумя руками подруге в локоть.
– Нет, – покачала головой Митаюки-нэ. – Кабы по-быстрому хотели убить, сюда бы не тянули. Прилюдно карать станут. Дабы все ведали, что нет больше злой ведьмы. Что поймана и истреблена.
Старуха вскинулась, вытянула шею, повела носом, прокаркала гнусным голосом:
– Беду чую! Кровь, смерть, боль в селение сие крадутся. Смерть, смерть! Умрете все, рассыплются косточки белые середь травы зеленой! Развернулись крылья черные над народами сир-тя! Погаснет солнце предков, растают идолы, снег и холод придут на земли цветущие, мрак и пустота. Умрете, все умрете! Недостойно жить тем, кто в сытости и неге прозябает! Кто не ищет себе доблести и подвига, кто не рвется к власти и силе! Смерть написана на роду вашем, сир-тя, и рожденные сегодня не увидят уже глаз детей своих! Вы не искали славы и подвига, так подвиг и слава сами придут к вам, жалкие несчастные лентяи! Но это будет не ваша слава! Это будет ваша смерть!
Вышедший из святилища седовласый Хасуюимдей, в новой набедренной повязке, с лентой из защитных амулетов на лбу, надетых поверх костяной личины в виде человеческого черепа, и с большим золотым шаманским кругом на груди быстрым шагом направился к берегу, зачерпнул ведро воды и с ходу выплеснул на ведьму.