А как же их не прихватить, коли оставлять их в цветущем Эстердаларне[20] никакой возможности не было.
На смерть, что ли?
Ведь вырезали бы их королевские войска, не пощадили бы жен и детей жалких слиттунгов[21], дабы не плодилось более мятежное отродье, не смущало богохульными речами христианский народ, не призывало к восстанию против поставленного богом и законно выбранного знатью короля единой Норвегии.
А ведь как хорошо все начиналось для них.
Даже столицу — Осло — успели захватить, да не тут-то было.
До того как им подняться, именитые всё меж собой грызлись. После смерти Инге II[22] никак им не удавалось поделить власть да решить, чей же король главнее — то ли Гуторм, сын умершего Инге Бордсона, то ли малолетний Хакон.
А бедноте с того раны на теле да рубцы на лице, вот и весь прибыток. Как были голью, так ею и остались.
Вот тогда-то и подняли они на щите своего вождя — священника Бене[23], который поклялся, что он — сын законного короля Магнуса IV, а не какой-нибудь там поп Сверре[24].
Почуяли те, кто уже успел награбить земель да прочего добра, что для них запахло жареным, и вмиг объединились все лендерманы[25] вокруг внука Сверре, разом забыв прежние распри и провозгласив тринадцатилетнего мальчишку королем[26].
Тут-то и наступил для сторонников Бене смертный час. Хорошо хоть, что они успели пробиться к заветному фьорду. Но королевские войска шли след в след, и, если бы не двадцать лучших воинов, которые добровольно остались сдерживать их напор в узком — с трудом разойдутся две повозки — ущелье, сгинули бы все. А так выжили.
Кроме тех двадцати, конечно.
Вечная им слава.
Возглавил же оставшихся на смерть воинов Тургильс Мрачный, сын той самой Туры, что сидит здесь за трапезой. Характером он пошел в отца — больше двух слов подряд ни разу не сказал, все молчком да молчком, зато сердце имел храброе.
Всего на сутки задержали они войско, но этого времени как раз и хватило остальным, чтобы уплыть прочь от родной земли, которая в одночасье стала чужой и враждебной.
Впрочем, нет. Зачем хаять ни в чем не повинные скалы, фьорды, землю. Это уже люди их такими для них сделали, постарались. А за что? Правды хотели, справедливости, чтоб по чести все было, как в старину, и на тебе.
Но не станешь же рассказывать обо всем князю.
Ведь против таких же, как он, только в Норвегии живущих, мечи да секиры подняли.
Не поймет.
Именно так устало мыслил Эйнар, избранный ярлом людьми, которые в тот сумрачный вечер отплыли от родных скал, в мыслях прощаясь навек со всем, что так дорого и мило.
А очнувшись от своих дум, он с удивлением обнаружил, что, оказывается, сотоварищи его не только начали рассказывать всю невеселую историю, но уже вроде как и заканчивают, а князь не только не злится, но вроде бы даже совсем наоборот — сочувствует.
Во всяком случае, в глазах его видна неподдельная грусть и явственно читается глубокое сожаление.
Правда, Викинг, сын Барнима, говорил о случившемся не совсем так, как обстояло на самом деле. По лукавым словам Занозы получалось, что это они воевали за законного короля, да только ничего у них не вышло.
— Видать, бог отвернулся от нас за наши грехи, — сокрушенно вздохнул рыжий и перекрестился.
Эйнар от этого жеста чуть не подавился куском говядины.
Конечно, Норвегия — страна христианская. Вот уже скоро лет двести будет, как святой Олав[27] окрестил всех ее жителей. Да только остались еще и такие люди, которые больше придерживаются старой веры.
До сих пор они не признают Христа, со смехом отказываясь от такого беспомощного бога, который даже себя и то не смог защитить, и по-прежнему приносят жертвы прежним, привычным Одину Одноглазому, Тору Громовержцу и прочим светлым Асам[28].
К их числу до недавнего времени Эйнар относил и Викинга.
Тот и клялся в основном не крестом господним, не мощами святого Олава, не перстом святого Петра или какой другой священной для христианина реликвией, а совсем другим: то Хугином, вороном Одина, то Слейпниром — конем его, то Гунгиром — копьем одноглазого, а то самой любимой клятвой — златокудрыми волосами Локи[29].
К этому последнему Викинг — и не зря, он и сам такой же хитрющий, как этот пакостник, — питал особое пристрастие и почему-то считал, что цвет волос у них с Локи почти общий.
А тут, поди ж ты, в христиане записался.
23
Священник Бене (Бенедикт) — вождь восстания крестьянской бедноты, произошедшего в 1217 г. Повстанцы захватили даже столицу Норвегии Осло, но затем были разбиты войсками короля Хакона IV.
24
Сверре — бывший священник. Возглавил восстание крестьян в Норвегии в 1179 г. В 1184 г. король Магнус IV пал в морском сражении, и Сверре вступил на престол. Умер в 1202 г.
26
Имеется в виду Хакон IV Старый, король Норвегии (1217–1263), внук Сверре и сын короля Норвегии Хакона III (1202–1204). С его приходом к власти в Норвегии прекратились длительные смуты.
27
Олав (Улав) Святой, король Норвегии (1016–1030), был причислен к лику святых за то, что объявил христианство государственной религией Норвегии.
28
Один — верховный бог в скандинавском пантеоне, покровительствовавший войне и воинам, дарующий победу или поражение. По преданию, свой глаз он отдал великану Мимиру за мудрость, содержащуюся в его медовом источнике. Тор — сын Одина, бог грома и бури, богатырь, защищающий людей и богов от великанов и страшных чудовищ. Асы — светлые скандинавские боги.
29
Локи — в пантеоне скандинавских языческих богов он считался братом Одина, но был единственным из двенадцати богов, кто не имел в Астгарде, небесном городе Асов, своего трона. Обладал весьма зловредным и мстительным характером, был хитер и коварен, всегда норовил напакостить Одину и другим богам, хотя иногда и помогал им.