Константин почесал в затылке.
Упоминание о каких-то Мертвых волхвах сыграло скорее наоборот, не убедив его, но влив новые сомнения. Да еще эти змеи, которые неведомый резчик изобразил как живых.
Он присмотрелся повнимательнее. Оказывается, медальон имел крохотную дырочку, расположенную чуть выше лба женщины.
— А дырка зачем? — поинтересовался он, по-прежнему не решаясь пригубить из кубка.
— Баушка сказывала при себе его нашивать али на грудь своему суженому надеть, коль ему беда грозить будет али на лютую сечу поедет.
— Суженому… — задумчиво протянул Орешкин.
— Сам сказывал, что названая сестра куда дороже жены, — напомнила травница. — Вот я и надумала, что тогда, выходит, и названый брат куда дороже мужа. — И добавила, перефразировав слова князя: — Мужа-то, коль не люб, можно и в монастырь, а уж брат — тот навеки.
Константин усмехнулся. И впрямь звучало забавно — мужа и в монастырь.
«Чай, не среди амазонок живем, чтоб так вот с мужиками обращаться», — едва не сорвалось с его языка, но, посмотрев на суровое смуглое лицо ведьмачки, он сменил точку зрения.
И впрямь в каждом правиле есть исключения, и вроде бы одно из них как раз перед ним.
Это с ним она белая и пушистая, хотя временами может и поворчать, пускай и беззлобно, и сыронизировать, а уж что касаемо всех прочих мужиков, то тут только держись. Так отбреет — и к парикмахеру идти не надо.
Как она ему некогда сказала, честь названой княжеской сестры ее к тому обязывает.
— Что-то не хочется мне это пить, — смущенно заметил Константин. — Уж очень они… живые.
— А тебе ее и не надо пить, — пожала плечами она. — Я его не для того тебе в изголовье поставила. Он для иного назначен.
— Для иного? — нахмурился Константин.
Доброгнева замялась. Лишний раз говорить о том страшном ей тоже не хотелось — боялась накликать беду, но пояснить требовалось, и потому она нехотя подсказала:
— Ежели… что… Словом, плеснешь на него — все надежа какая-то. Вдруг он сызнова испужается. А уж на третий раз… — Она, не договорив, осеклась на полуслове, но окончание фразы и без того было ясным для Константина.
— Понятно, — глухо проговорил он и, ссутулившись, пошел к себе в покои.
А травница жалостливо смотрела ему вслед.
Так она глядела только в случае, если ей попадался тяжелый больной. Или безнадежный.
Князя можно было смело приписать к числу последних.
А Константин после таких малоутешительных новостей ближе к вечеру вновь напился.
Правда, не так старательно, как накануне, но тем не менее принял на грудь достаточно, чтобы хоть немного, но забыться, и пусть на время, но избавиться от этого липкого, леденящего сердце страха, который похоронными ударами колокола продолжал стучать в его голове: «Он… сам… тебя… сыщет… — И дальше почти загробное: — А уж… на… третий… раз…»
До конца заглушить его Константин так и не смог, поняв, что для этого надо вновь нализаться до потери пульса, но звучал он уже как-то тихо и не столь зловеще. Словом, терпеть было можно.
Утром он вновь мучился похмельем, но честно держался до самого вечера, когда вновь приложился к хмельному зелью, твердо пообещав себе, что уж это в последний раз — мужик он, в конце-то концов, или нет?! А раз мужик, значит, к черту сопли, надо сесть и всесторонне обмозговать возникшую проблему, после чего подумать, что тут можно предпринять.
И делать это, разумеется, строго на трезвую голову.
Но он не успел…
Глава 2
Второй визит
— А ведь вроде и мало выпил, — бормотал себе под нос Константин, пробираясь по ночному лабиринту коридорчиков, галереек, лесенок и переходов в свою опочивальню. — Не-ет, завтра точно завяжу. Как там говорится? Бог троицу любит? Вот-вот. К тому же я за эти три дня так проспиртовался, что Хлад мне не только сегодня не страшен, но и в ближайшую неделю, а потому бояться нечего. Даже если он и придет, то уж точно со мной ничего не сделает. Стоит мне на него лишь дохнуть, как он мигом ласты свои откинет.
Но думать о возможном визите неведомого чудища пьяному князю все равно не хотелось, и мысли, повинуясь пожеланию хозяина, тут же угодливо свернули в другую сторону.
— Вот, кстати, о ластах. Интересно, а как эта сволочь передвигается? У него вообще-то конечности имеются или он все больше ползком? А голова? Головы-то я у него в овраге тоже не приметил.