Для Цодера ответить на эти вопросы — значило решить, как жить дальше. К мыслям о всеобщей гибели он пришел после того, как и его единственная дочь Элли, на которую донес ее муж, убила ребенка и покончила с собой. Самым страшным для Цодера было каменное, равнодушное, всеобщее — так ему казалось— молчание окружающих. Жизнь в Германии продолжалась так, как будто бы ничего не произошло: люди ели, пили, смеялись, ходили в театр, спокойно спали, а рядом почти на их глазах совершались невиданные преступления против человечности…
От Цодера зависит дальнейшая судьба Вилли: Баумер требует любыми средствами привести Веглера в сознание. Цодер колеблется, но в конце концов обманывает всесильного Баумера. Поступок Вилли разбудил такие чувства в его душе, что и он становится участником сопротивления.
Веглер играет важную роль и в судьбе пастора Фриша. Некогда осмелившийся противостоять гитлеровцам, прочитавший антинацистскую проповедь Фриш был подвергнут унизительной пытке и сослан в концлагерь. На какой-то момент он теряет веру в человека, но, выйдя из заключения, обретает ее вновь и становится на путь сопротивления. Но Фриш боится людей и все совершает в одиночку; он испугался и Вилли, когда тот пытался поговорить с ним перед тем, как дать сигнал английским самолетам. Поступок Веглера укрепляет решимость Фриша продолжать борьбу: он пишет листовки, вскрывая очередную ложь Баумера о том, что сигнал подал не Веглер, ибо «образцовый немецкий рабочий не может быть предателем»; он убеждает Цодера помочь Вилли. Спор между Цодером и Фришем становится одним из важнейших узловых пунктов всего романа: это спор о человеке — о вере в него, о его достоинстве и возможности творить добро. Фриш, прошедший через все круги гитлеровского ада, обличает равнодушие Цодера, его стремление остаться о стороне и втайне проклинать немцев.
Поступок одного человека влечет за собой многие последствия. Так, когда рабочий из той же смены, что и Фриш, заподозрил в нем автора листовок и собирался донести на него, другой рабочий, молчаливый Вайнер, задушил потенциального доносчика собственными руками.
После издания романа Мальца прошло больше пятнадцати лет. С тех пор многое изменилось в мире, много нового мы узнали о Германии периода фашизма. Мы знаем теперь, что там было организованное подполье, в котором руководящая роль принадлежала коммунистам. Деятельность его, несмотря на чудовищные условия, была весьма активной. В романе Мальца нет и намека на такое подполье. Писателю представлялось во время работы над романом, что в тот период каждому немцу все главные проблемы приходилось решать в одиночку, что из-за царящего террора была полностью подавлена предшествующая деятельность всех организаций и партий, выступавших против фашизма.
Кое-что в книге кажется умозрительным. Но в главном — в своем пламенном антифашизме, в своем глубоком гуманизме, истоки которого уходят в самую душу народную, во всем этом книга не устарела. Недаром она была издана и в ГДР, где нашла благодарных читателей. Поставленная и по-своему решенная Мальцем проблема сопротивления насилию, проблема борьбы против фашизма и сегодня весьма актуальна, особенно в условиях, когда войска бундесвера «тренируются» уже не только на территории Западной Германии, но. и во Франции…
Идеи, заложенные в романе «Крест и стрела», весьма органичны не только для предшествующего творческого пути, но и для последующих произведений писателя.
После войны Мальц написал повесть «Путешествие Саймона Маккивера» (1949). Это произведение озадачило многих поклонников таланта писателя, а некоторых привело к поспешным выводам о том, что Мальц «отклоняется от курса».
Между тем и эта повесть органически связана со всем его творчеством — с поисками чести, порядочности, благородства в простом трудящемся человеке и с проблемой выбора.
Мальц и здесь верен драматическому характеру своего таланта, избирая весьма сложную ситуацию и на первый взгляд весьма неблагодарного героя. В самом деле, какой выбор может быть у 72-летнего старика, больного тяжелой формой артрита, одинокого, вынужденного кончать свой век в доме призрения для престарелых?
Казалось, Маккиверу остается только один вид странствий — странствие в прошлое, воспоминания о тех периодах жизни, о тех поворотных пунктах, когда он мог еще выбирать…