Внезапно вскочив на ноги, он злобно пнул землю носком сапога. «Ладно, голубчик, — сердито сказал он себе. — Довольно распускать нюни! У тебя сомнения, у тебя проблемы, ты устал, А тем временем англичане, быть может, планируют на завтра фейерверк, а эта гадина Веглер оставил на заводе целую подпольную организацию, о которой ты ровным счетом ничего не знаешь. Баумер, ты мерзавец, ты жалкая размазня! Возьми себя в руки, перестань хныкать и принимайся за дело!»
Он быстро вышел на тропинку и зашагал дальше.
1 час 40 минут ночи.
Хорошенькая заспанная телефонистка, которую эсэсовец поднял с постели и привез из города на служебной машине, энергично выпрямилась, увидев вошедшего Баумера.
— От окружного командования никаких сведений пока нет, герр Баумер, — сказала она.
Баумер кивнул.
— Через пятнадцать минут позвоните снова. На этот раз вызовите майора Детерле, — сказал он, проходя в кабинет.
Служебные помещения Трудового фронта и нацистской партии, занимавшие целое крыло длинного одноэтажного административного корпуса, отражали тот примитивный уровень жизни, с которым приводилось мириться всем, кто был связан с заводом. Корпуса были выстроены на скорую рук у, помещения обставлены сборной рухлядью. Баумер, питавший слабость ко всему изящному, каждый раз морщился, входя в свой кабинет. Письменный стол, уцелевший после бомбежек в Дюссельдорфе, деревянный столик из местной школы, несколько погнутых шпилек для накалывания бумаг, портрет Гитлера — как все это отличалось от обстановки довоенного времени! Кабинет во многих отношениях напоминал ему первые дни нацистского движения, и это было неприятно. Жить как придется, в те времена, когда нацистская партия только набирала силы, было естественно и даже увлекательно. Но очутиться в таких же условиях десять лет спустя, пережив пору буйного расцвета, — нет, в этом есть что-то тревожащее.
Комиссар гестапо Кер, занявший единственное мягкое кресло, вскочил на ноги и, улыбаясь, протянул Баумеру руку. Верхняя часть его головы была гораздо уже крепких румяных щек, поэтому лицо его сразу же напомнило Баумеру поросячью голову в витрине мясной лавки. Еще более гнетущее впечатление на него произвели аккуратные усики «под Гитлера» — очевидно, пережиток повальной моды 1933 года. Баумер отлично знал этот тип людей, и его даже передернуло от раздражения. Он ожидал по крайней мере двух первоклассных следователей гестапо, а ему прислали старую ломовую лошадь; как все люди такого склада, этот комиссар наверняка не обладает нужной хваткой.
— Комиссар Кер?
— Хайль Гитлер!
— Я — Юлиус Баумер, уполномоченный Трудового франта, а также руководитель местной организации партии — выбирайте любое, — с усталой усмешкой добавил он.
Они обменялись рукопожатием. «Нет, он даже не умен», — решил про себя Баумер. С довольно внятным вздохом он сел и покорно уставился на добродушную поросячью физиономию комиссара. У Кера, упитанного мужчины лет под пятьдесят, были красивые карие глаза и темные волосы, разделенные аккуратным пробором. Его костюм из твида, явно сохранившийся еще с довоенных времен, был помят, брюки мешком висели на коленях. «Как он, должно быть, мечтает о мундире, — пренебрежительно подумал Баумер. — Такие, как он, всегда об этом мечтают».
Если Баумеру не понравился Кер, то и Кер не был в восторге от Баумера. «Ага, партийный фанатик, — сразу решил он. — Таких можно распознать с первого взгляда. Один из тех длинноволосых идеалистов, которых нужно умасливать лозунгами. Ну что ж, за маслом дело не станет».
— Я несколько удивлен, что вы один, — спокойно сказал Баумер, стараясь, чтобы тон его был как можно любезнее. — Тут очень серьезное дело. Я просил прислать по крайней мере двоих.
Кер, непринужденно улыбаясь, развел руками.
— Знаете ли вы, что такое теперь главное управление гестапо? Сумасшедший дом. Каждый день нас забрасывают тысячами вызовов, и половина из них совершенно неосновательна. Подозрительность у нас, можно сказать, в большом почете. Кроме того, не хватает людей. Когда армия наступает, вслед за ней идет гестапо.
— Да, я знаю, — ответил Баумер. — Мой зять, видите ли, служит в штабе Гиммлера.
— Вот как! — негромко воскликнул Кер. Он хлопнул ресницами, но на лице его, кроме вежливости, не отразилось ничего.