Однажды ранним утром, сырым и туманным, Изабелла выскользнула из постели, накинула платье и отправилась в часовню. У дверей часовни она замерла. Беатрис и незнакомый мужчина стояли на коленях рядом. Он держал её за руку, и они разговаривали, лица их почти соприкасались, шёпот был горячим и полным взаимопонимания.
Изабелла была поражена увиденным. В те времена люди частенько собирались в церквах, когда там не проводились службы, чтобы посплетничать, отдохнуть или просто провести время, погрызть в компании орешки и сладости. Даже театральные представления разыгрывались в церквах, с костюмами, декорациями и музыкальным сопровождением, под громкие вздохи зрителей, когда актёр, изображавший святого, погибал, или взрывы аплодисментов, когда актёр, изображавший грешника, падал в дымящуюся пасть жуткого сценического дьявола под адский грохот самого большого барабана, который только смогли найти в деревне. Иногда в церквах назначались и свидания.
Нахмурившись, Изабелла вернулась в свою комнату. С Беатрис было необходимо поговорить, и если та откажется прислушаться к её словам, то придётся поговорить с самой королевой.
Вскоре в комнату на цыпочках вернулась Беатрис, её лицо горело, туфли она держала в руках. Внезапно она обнаружила, что свечи зажжены, а Изабелла не спит и смотрит на неё с неодобрением.
— Пресвятая Мария! Я думала, что ты спишь, — произнесла Беатрис.
— Я не сплю.
— Но почему ты полностью одета?
— Человек одевается, когда отправляется в часовню молиться.
— Ты… ты ходила в часовню?
— Да. И вернулась, не помолившись.
С несчастным видом Беатрис опустилась на кровать, в её чёрных глазах засверкали слёзы.
— Так, значит, ты нас видела. Как ужасно это должно было выглядеть. Но он — благородный человек, комендант крепости.
— Я не знаю, как выглядит сеньор комендант. Так как он не удосужился мне представиться даже в качестве моего тюремщика, у меня нет никакого желания узнать его получше.
— Но я узнала его очень хорошо. Пожалуйста, поверь мне, он самый славный, самый рыцарственный среди всех мужчин.
— Я могу поверить, что ты считаешь его славным, но его поведение далеко от рыцарства.
Крупные слёзы скатились по длинным ресницам и проложили две мокрые дорожки на щеках Беатрис, лицо её побледнело. Эта бледность явно была вызвана какой-то более глубокой причиной, чем простое чувство вины.
— Я так люблю его, — зарыдала Беатрис. — Он хочет жениться на мне, и я хочу выйти за него замуж.
Изабелла смягчилась. Брак — это совершенно другое дело.
— Тогда, ради всего святого, почему вы так скрываетесь? Разве необходимо создавать ложное представление о себе?
— Я боялась того, что ты можешь подумать обо мне...
Изабелла обняла её за плечи и ласково прижала к себе:
— Милая подруга, разве я когда-нибудь говорила, что не хочу твоего замужества, как бы близка ты мне ни была, как бы сильно я тебя ни любила? Я не отец и не мать: я не могу командовать тобой и не стала бы, даже если бы могла. Может, ты подумала, что я буду обвинять тебя в том, что ты меня предала, выйдя замуж за моего тюремщика?
— Я действительно боялась того, что ты сочтёшь меня предательницей.
— Ничего не сделает меня счастливее, чем твой удачный брак. Но не с этим загадочным комендантом, который завлекает даму в священную обитель на тайную встречу. Нет-нет, Беатрис, только не с ним. Он скрывает какую-то постыдную тайну, иначе бы он заявил о своей любви при свете дня, не прячась в темноте часовни в полночь!
— Его постыдная тайна заключается в том, что он не хочет сталкиваться с королевой Хуаной, которая называет его евреем.
— А он еврей?
— Так говорит королева Хуана. Его отец был евреем.
— Нет-нет, не его отец, не его мать. Он сам — еврей?
— Его мать была христианкой всю свою жизнь, и Андреса крестили, когда ему было всего три дня от роду. Она вырастила его в истинной вере, и Андрес никогда не изменял христианству. Я люблю его и я точно это знаю.
— Ну тогда, глупая ты гусыня, он не еврей!
— Королева Хуана считает его евреем из-за отца и других его предков. Она говорит, что это в крови, поэтому не желает сидеть с ним за одним столом.
У Изабеллы была привычка весело хохотать, когда она чего-то не понимала.