— Посмотришь, — продолжая хмуриться, сказал Фридрих.
— Это невозможно! — пожал плечами юноша. — Ты знаешь наши обеты. Я никому не имею права назвать своего происхождения. Только имя, а одного имени мало, чтобы быть представленным ко двору герцогини.
— Будущей, будущей герцогини, Лоэнгрин. Присягать Эльзе Брабантской мы будем завтра. А сегодня она охотится в этом лесу и, если я не ошибаюсь, из чащи уже раза два доносился звук рога. Мне кажется, дичь скачет сюда.
Едва он сказал это, как рог прозвучал уже почти рядом, и лебедь, не ожидая приказа хозяина, проворно отплыл, скрывшись в камышах. А в просветах между древесными стволами, уже окрашенными зарей в веселый янтарный цвет, появилась темная фигура оленя. Он летел во весь опор, но еще быстрее мчались, настигая его, три узкомордые красавицы-борзые. Следом за ними показался угольно-черный конь под алым седлом и попоной с герцогскими гербами, а на нем — всадница. Белое атласное платье, белая вуаль над островерхой шляпой, волна черных, как полночь, волос, яркий румянец на мраморных щеках. И гибкая рука в белой перчатке на спусковом крючке арбалета. Свист стрелы — олень взлетает в прыжке и падает.
— Боже мой! — прошептал Лоэнгрин. Вся краска отхлынула с его лица, будто ее впитал багряный разлив рассвета. — Боже мой, Фридрих, кажется, я пропал…
Темноволосый рыцарь глянул на юношу и добродушно усмехнулся.
— Так понравилась? За чем же дело стало? Подари ей парочку таких вот ручных лебедей, увидишь — не устоит. Больше всего на свете женщины любят, когда им дарят что-то такое, чего ни у кого нет.
Фридрих хотел продолжить, но умолк. Выражение лица юноши отбило у него охоту шутить.
— Послушай… — голос Лоэнгрина задрожал. — Она… Это она! Это ее я видел во сне, помнишь, я тебе рассказывал? Только она еще прекраснее! Ты же знаешь: я, как будущий хранитель Грааля, давал обет безбрачия и нарушить его могу только с разрешения отца и только, если совершу подвиг. И даже тогда не должен открыть жене, кто я. И про орден. Поэтому я избегал женщин. Зачем из-за кого-то страдать? А тут… Это не безумие, и я не внушаю себе, что влюбился. Я действительно полюбил. Помнишь старую колдунью Ингрид? Она мне именно это когда-то и нагадала. Встречу в лесу, один-единственный взгляд и любовь на всю жизнь.
— Вот такие из вас, храмовников, христиане! — засмеялся темноволосый рыцарь. — Вместо святых молитв — какие-то талмудические заклинания, вместо исповеди у священника — хождения по гадалкам! Да я и сам бывал у этой старой ведьмы! И знаешь, что она мне напророчила? Изгнание и позор! Спасибо ей за это! Если все тамплиеры обращаются к ее услугам, я понимаю, отчего вы такие мрачные. Не помню, когда ты в последний раз смеялся!
Лоэнгрин опустил голову. Звуки охотничьего рожка затихли в чаще. Слышались только шелест листвы и тихий плеск волн у берега. Широкая гладь Рейна была пуста — огромный ручной лебедь не спешил возвращаться. Возможно, звуки охоты испугали его, или он ждал нового зова хозяина.
Тельрамунд заговорил уже серьезно:
— Вот что, друг мой. Не представляю, как тебе помочь. Не знай я твоего отца, посоветовал бы поговорить с ним серьезно и объяснить, что тебе вовсе не хочется блюсти все эти дикие обеты и становиться хранителем Грааля, которого на самом деле нет.
Лоэнгрин вздрогнул:
— Фридрих, да как ты…
— Как я смею вслух говорить о том, что знает всякий, у кого есть хотя бы капля разума? Грааль — отличная старая легенда, не более того. В Священном Писании, которое я, как и ты, читал вдоль и поперек, о нем нет ни слова. И епископ, с которым я однажды беседовал, сказал мне то же самое: легенда, красивая, поэтичная, но и только. Верить в нее и искать этот самый Грааль очень даже красиво. Многие из-за этого и стали рыцарями, и слава Богу! Но вот врать, будто вы храните Грааль, когда его у вас нет, и собирать пожертвования на его защиту, — это уж откровенно по-тамплиерски! Ну что ты так смотришь? Скажи, что я неправ, и что вы не делаете деньги из всего, к чему прикасаетесь? Даже из веры в Бога вы их делаете! Так брось все это, Лоэнгрин! Пойди к отцу и попроси отпустить тебя. Меня же он отпустил.
Но светловолосый юноша покачал головой и побледнел еще больше.
— Ты не проходил посвящения, Фридрих. Ты был лишь среди младших братьев. А я посвященный, и никто не даст мне нарушать обетов.
— Убьют? — Фридрих, сощурившись, глянул на друга.
— Думаю, да, — честно ответил тот.
— Верю. Ну а жениться? Ведь это же разрешено. Какой такой подвиг тебе нужен, чтобы можно было посвататься?