У этой ярости было имя, и Фредрик не хотел о нем думать.
О Стаффане Хейхе.
Из мира сновидений его вытащил неприятный гул, и Фредрик понял, что все это был сон.
Гул становился сильнее — его телефон вибрировал на тумбочке. Картинки из сна ускользали. Шторы приглушали свет снаружи, а яркий экран мобильного резал глаза.
— Привет, Кафа, — голос Фредрика прозвучал хрипло.
— Доброе утро, Фредрик. Я тебя разбудила?
— Нет, конечно.
— Криминалисты попросили нас приехать на автомойку. Давай встретимся там? Мне надо с тобой кое-что обсудить.
— Ладно, — сказал Фредрик и приподнялся на локтях. Хорошо, что вчера перед сном он выпил две таблетки «Парацетамола» и пол-литра воды, спасибо опыту. — А сейчас ты не можешь сказать?
— Ты один? — спросила Кафа.
— Черт, ну конечно один.
Он нащупал выключатель и включил свет. Так-то лучше. Теперь он проснулся.
— Я не уверена, как правильнее к этому подступиться… — начала она. Я поговорила с компанией, отвечающей за охрану в доме Хенри Фалька. Чтобы проверить, есть ли записи с камер наблюдения. По их словам, эти видео передали в полицию уже на следующий день после убийства.
— Вот как?
— Это Франке попросил материалы, когда его впустил сторож. Он забрал с собой весь жёсткий диск, так что потом система лежала двое суток. Когда мы приходили, не осталось ни одного кадра ни с ночи убийства, ни со следующего дня.
Фредрик не ответил, лишь задумчиво прикусил губы. Старший офицер Франке Нуре. Кафа тогда еще удивилась, что он делал в квартире.
— Почему он никому не сказал, что забрал видеозаписи? Где они? — продолжила она.
— Уверен, этому есть какое-то простое объяснение, — пробормотал Фредрик. — Буду через полчаса.
Когда он спустил ноги на пол, из коридора донеслось шлепанье босых ступней.
— Я услышала, что ты проснулся, — раздался радостный голос. — Воспользовалась твоим душем. Надеюсь, ничего страшного. И взяла одну из неоткрытых зубных щеток в шкафу. Не была уверена, что тебе понравится, если я почищу твоей.
Нацепив очки на нос, Фредрик прикрылся одеялом. В дверях стояла высокая улыбающаяся блондинка. На ней была та же светлая блузка, что и вечером. Вокруг талии она обернула одно из его полотенец.
— Слушай, я не могу найти ни лифчик, ни трусы. Ты же не из тех, кто любит понюхать трусики? — Она искренне рассмеялась. — Если ты не против, я возьму одни из твоих боксеров. Лифчик у меня есть в шкафчике на работе. — Она взяла с письменного стола его любимые трусы, сбросила полотенце и надела их.
Фредрик откашлялся.
— Я скажу, когда найду твое белье… эм…
— Стине, — закончила она. — Можем встретиться в укромном месте в отделении и поменяться бельем. — Она косо улыбнулась. — Да я шучу. Кстати, спасибо за вчерашнее. Мне кажется, ты классный парень. Только немного мрачный.
— Спасибо. Это типа моя фишка.
— Это звонила твоя девушка?
Он захохотал. Слишком громко и слишком долго.
— Да нет, просто коллега.
— Как и я, — сказала Стине. — Не волнуйся. Я никому ничего не расскажу.
Слякоть замерзла в лед. Полицейское ограждение убрали, движение восстановили, и под бетонным мостом снова стояло облако выхлопов. Фредрик нашел взглядом Кафу и главу криминалистов, Тересе Грёфтинг. Обе они пили кофе на заправке около мойки. Ворота на мойку были открыты. Тела убрали, «Теслу» увезли. Мужчина и женщина, оба в защитных костюмах, собирали лампочки в пластиковый ящик. Вода на полу на холоде превратилась в красноватую ледяную корку.
Кафа с Тересе стояли у высокого столика в самой глубине кафе. Покупателей не было, и только молодая девушка за стойкой переворачивала сырные сосиски на гриле. На столике между следователями лежал один из пакетов с уликами и Кафин исцарапанный ноутбук.
— Быстро ты, — сказала Кафа и дала Фредрику одноразовый стакан с надписью «Лучший кофе для лучших людей». Он понюхал его и заключил, что обе части высказывания — ложь.
— Не вижу смысла оставаться дома, когда вы, прекрасные лучики солнца, меня тут ждете, — ответил он, удивленный собственной веселостью.
— О, Фредрик! — воскликнула Тересе, прильнув к нему. На ней был толстый пуховик поверх защитного костюма, но Фредрик все равно почувствовал исходящее от нее тепло. — Это самое приятное, что мне кто-нибудь говорил сегодня.