Он неожиданно остановился и резко развернулся всем корпусом. Матвей по инерции сделал несколько шагов и едва не врубился в Серого. Тот выставил палец и упер его в грудь Матвея. Смотрел серьезно и жестко. Матвей вздрогнул. Такого Серого он еще не знал. Всегда вяловатый и ленивый, сейчас это был собранный и целеустремленный хищник. Матвея на секунду замутило, и тошнота подперла кадык. Серый, внимательно глядя ему в глаза, жестко сказал, четко разделяя слова:
— Ты это… Пойми, друг. Никто у нас официально не устраивается, сам понимаешь, дело-то мутноватое… да я тебе вчера рассказывал. Тут все под личную ответственность, короче. Под. Очень. Личную… Ты как, старик? Не передумал? Потом поздно будет…
Матвей сглотнул и немного принужденно хохотнул.
— Да ладно, ты чё, Серый! Раз сказал, значит — готов! Да и куда, собственно, мне деваться?
После недолгой паузы Сергей удовлетворенно хмыкнул, почесал переносицу и поднял указательный палец на уровень лба. Торжественно объявил:
— О'кей! Тогда пошли, Матюха! Порыбачим мы рыбку в мутной воде с тобой еще!
Он резко развернулся и энергично двинулся вперед. Матвей повертел шеей и припустил за ним следом.
Кабинет шефа не удивил Матвея ни размерами, ни какими-либо изысками — довольно просторный и светлый, скупо обставленный обыкновенной офисной мебелью. Удивило другое — практически все горизонтальные поверхности были заставлены бумажными фигурками оригами. Большие и маленькие, белые и цветные, фигурки животных, растений и какие-то бесформенные абстрактные формы стояли на большом письменном столе, занимали все полки белого шкафа со стеклянными дверцами и подоконники двух больших окон.
Матвей и Серый уже несколько минут сидели в полной тишине на двух, стоящих рядом, стульях и внимательно наблюдали за листом бумаги в ловких руках, который на их глазах превращался в бумажного голубя. Хозяин кабинета, на вид лет этак шестидесяти — невысокий, худощавый мужчина в свободной белой рубашке, с распущенным галстуком, не обращал внимания на сидящих напротив него друзей. Он был всецело поглощен процессом. Тонкое лицо с подвижным носом, выдававшее холерический характер, выражало полное отрешение от внешнего мира.
Ухоженные пальцы ловко складывали бумагу, придавливая в нужных местах, а где этого не требовалось — оставляли свободу рождающейся фигуре. Все это было столь завораживающе, что Матвей невольно забыл и о своем печальном физическом состоянии, и о цели их прихода сюда. Такова была сила искусства, приковывающего взгляд любого ценителя. А это действительно было искусство — Матвей знал цену подобного рода умению. Из обыкновенного бумажного листа формата А4 на божий свет рождалась птица.
Но наконец работа была окончена, и руки шефа еще раз проверили правильность сборки — потянув за два конца фигурки, он добился того, что голубь расправил крылья! Осторожно поставив его на край стола, он поднял на Матвея внимательные серые глаза. Матвей с трудом оторвал взгляд от фигурки, слегка откинулся на спинку стула и посмотрел в лицо шефа.
Черт — промелькнуло в голове — черт… Взгляд шефа был как две капли воды похож на давешний взгляд Серого. Он в очередной раз почувствовал себя на операционном столе — взгляд шефа препарировал и его внешний вид, и оценил его внутреннее состояние, и сделал выводы из этих наблюдений, утвердив оттиск матвеевской личности где-то на полках своего сознания. Все это было и неприятно, и пугающе.
Матвей мысленно поежился, но его характер в очередной раз выдал обычный фортель. Вот так всегда — когда на него чересчур давили, он внутренне подбирался и наружу появлялся другой Матвей — агрессивный и наглый. Он выпрямился и прямо посмотрел в глаза шефа. Тот явно оценил метаморфозу и довольно хмыкнул. Отвел взгляд и посмотрел поверх головы Матвея.
— Нравится? — скорее утвердительно спросил он у него.
Матвей поднял брови, прокашлялся и почему-то сиплым голосом переспросил:
— Оригами? — и мысленно хлопнул себя по лбу. Идиот, что же еще! Он глянул за поддержкой на сидящего безмолвного Серого. Отметив полное индифферентное выражение его лица, быстро произнес: