Раввин был человеком честным, и, встретившись на улице, они не смели взглянуть друг на друга. У него были нежные руки – такие же притягательные, как в прошлом уши Квинтуса. Но она уже не горела. Почти с усмешкой, будто со стороны, она наблюдала, как кровь разогревает жилы, как разрастается волнение в груди, как становится щекотно где-то внизу живота.
Между ней и ее желанием пролегла целая пропасть. Как у Эфросин. Мария решила написать приемной матери письмо и уговорить Леонидаса еще раз съездить в Коринф. Они могли бы отплыть, когда спадет летняя жара.
Глава 16
Как обычно бывает в Антиохии, в послеобеденное время ветер с моря принес прохладу. День выдался жаркий, и Мария вышла полить растения в саду. Тяжкий вздох вырвался из ее груди, когда она взглянула на цветы. Ни одно растение не улыбалось Марии: горошек и резеда, гвоздика и львиный зев уже прожили отведенные им полгода и теперь шелестели на ветру, иссохшие и мертвые. Их следовало выполоть, но время еще не пришло. Семена погибших цветов, почти невидимые, заключенные в плотную кожуру, вскоре должны были пробуравить выжженную почву. Мария решила, что немного влаги не повредит, и наполнила новый кувшин.
Ирис и цикламен тоже казались высохшими, но их Мария полила обильнее, в надежде спасти клубни. Растения должны были пережить жару, даже такую, как этим летом, и вновь зацвести после зимних дождей. Единственный цветок, совсем высохший, сохранил голубой цвет. Мария вспомнила, как мать, расчесывая ее волосы, сравнивала ее глаза с ирисом.
Когда Мария отправилась к колодцу за новой порцией воды, ветер подул со стороны верхних террас и принес с собой ароматы трав, тимьяна и шалфея, душицы и розмарина. Мария глубоко с наслаждением вдохнула и подумала, до чего же удачно устроено: эфирные масла защищают пряные растения от жары и сухости.
Потом ее мысли обратились к Сетонию, научившему Марию ухаживать за садом. Эфросин освободила его, как только они оказались в новом доме в Коринфе. И он, как и мечтал долгие годы возвратился на свой остров в Ионическом море, к своим богам. А через несколько месяцев без особых объяснений вернулся к Эфросин. Марии Магдалине он рассказал, что дома все было по-прежнему, только он успел забыть, как мало там места. Они сошлись на том, что в одну реку дважды не войти. Теперь у него был новый сад в Коринфе.
Мария внезапно ощутила боль в спине и, как в свое время делала ее мать, потерла кулаком между лопаток. И потянулась. В ту же минуту на улице раздался цокот копыт, и у ворот заскрипели колеса повозки. Ливия была бледна, на ее скулах проступили красные пятна.
– Мера в храме Изиды. Пришел срок. Но что-то пошло не так, ребенок неправильно расположен, и ей никак не разродиться. Она просила привести тебя. Пойдем, пойдем скорее!
Мария успела вымыть лицо и руки и набросить на плечи только что постиранную накидку. Потом заперла дом и отдала, как обычно, ключи соседке.
– Леонидас в курсе, – сообщила Ливия, когда женщины уже сидели в повозке. Мария заметила, что золовка дрожит, и сжала ее руку. У нее не было слов утешения, она могла только кивать, пока Ливия заверяла ее, что жрицы в храме Изиды были известны своим искусством родовспоможения.
Мария прикрыла глаза и начала молиться. Всемогущему богу иудеев? Она не знала сама.
Храм оказался большим круглым строением, которое огораживало внутренний двор, тоже круглый. Перед входом в родильные покои стояла бронзовая статуя Изиды, одновременно простая, понятная и какая-то чужая, незнакомая. Она светилась всепоглощающей нежностью к ребенку, которого держала на руках.
Мера кричала от боли и страха. Две жрицы пытались ее успокоить, но их слова не достигали ее слуха. Одна из них держала руку на животе девушки, по которому будто бежали штормовые волны.
– Господь мой Иисус, помоги мне.
Мария не знала, вслух ли она произнесла свою просьбу, да это и не имело никакого значения. Важно было то, что Он ее слышал.
Она подошла к Мере, подняла обеими руками ее голову и поймала взгляд.
– Сейчас боль уйдет, Мера. Но только на минуту. В эту минуту ты будешь думать о птицах, плывущих в небе, и о доверии, которое они питают к ветрам. Даже в шторм они уверенно подчиняются ветру. Сейчас ты – птица, а та сила, которая пронизывает твое тело, – это ветер. Ты чувствуешь это, Мера, чувствуешь? Не сопротивляйся отдайся ветру.