Не знаю почему. Просто боялась и всё. Пусть пока так.
Тщательно вымыла ноги. Немного подержала их под струйкой воды. Они опухли в щиколотках. Вода была теплая, но всё равно было приятно держать их вот так. Но я не дала себе слишком много времени на расслабление. Немного подержала и хватит.
С обувью нужно что-то делать и то срочно.
Бюстгалтером я тщательно вытерла ноги. Постирала его и трусы. Натянула обратно платье на голое тело. После мытья почувствовала, что платье неплохо бы простирнуть тоже – явно чувствовался запах пота.
Я скривилась. Но ничего не поделаешь. Ходить голышом в этом помещении будет неправильным. Вдруг за мной наблюдают?
Меня передёрнуло от отвращения.
А вот когда бельё высохнет, оденусь, тогда уж простирну и платье.
Я не собиралась стирать его сейчас полностью, шифон – очень деликатная ткань, но вот хотя бы под мышками застирать было бы неплохо. И у ворота.
Прихватив мокрое бельё с собой, я вернулась обратно. Над топчаном была веревка, вверху. Я развесила трусы и бюстгальтер, перед этим тщательно выкрутила, чтоб не скапывало на меня. И устроилась на топчане отдохнуть пару минут. Я позволила себе отдохнуть целых десять минут.
Всего десять.
Ведь ничего же не случится за десять минут?
Очнулась от адского холода.
Я была в абсолютной темноте. И в холоде.
Не знаю, сколько я проспала, но очевидно, что уснула я намертво и пропустила дёрганье рычага.
Дура!
Заскулив от бессилия, я ринулась к заветному рычагу.
Дёрнула.
Щелчок. Вспыхнул приглушенный свет. Меня обдало чуть ощутимой струйкой тепла.
Какая же я дура!
Это ж надо было уснуть! Я уже «раскачала» время дёрганья рычага где-то почти до часа и тут на тебе! Опять всё заново.
От бессилия я зарыдала. Громко, с подвыванием. По-бабски.
Нужно что-то решить с обувью. Ковылять на каблуках по бетонному полу – я так рискую остаться без ног. Да и босоножки жалко. От моих передвижений по неровному бетону, лак на каблуках, внизу, потрескался, а на левой босоножке начал слезать. А ведь они стоили мне кучу денег.
Да и в то, что меня скоро выпустят отсюда, я уже не верила.
Сколько я уже здесь сижу? Сутки уж точно. А может и больше.
Я это понимала по увеличившимся промежуткам между дёрганием рычага. И по моим прикидкам, совсем скоро увеличится ещё. Оно бы уже давно увеличилось, но я налажала, уснув самым возмутительным образом и пропустила время дёргать за рычаг. Поэтому меня отбросило назад и пришлось начинать всё заново.
Через какое-то время я почти привыкла и даже когда засыпала, успевала очнуться вовремя. Так что пока всё было под контролем. Жаль, что каждый раз сон подкрадывался внезапно. И хоть я очень боялась уснуть в одном помещении с мертвецом, но тем не менее я была так вымотана, что пару раз засыпала почти стоя.
Не знаю, смогу ли я выдержать до того момента, когда промежутки увеличатся до такого периода, что я буду успевать выспаться. Иначе я сойду с ума.
В голове от недосыпа гудело. Было ощущение, что туда набили ваты. Или опилок, как у Винни-пуха.
Но ничего. И не такое я преодолевала. Как вспомню, как я бежала из СССР, так вздрогну. А затем первые счастливые месяцы с Бенджамином. Жаль, что их было так мало. Два месяца всего. А затем начался ад. Даже вспоминать не хочется.
Меня передёрнуло.
Если бы не Мадлен, не знаю, как бы я и выдержала.
Интересно, как она там, без меня? Бедняжка. Но она сильная. Я верю, что с ней всё будет хорошо.
Жалела ли я, что ушла от Геннадия к Бенджамину? Не знаю. Сложный вопрос.
Жизнь вообще сложная штука.
Как же хочется спать.
Усилием воли я собралась и поковыляла к трубе с водой.
Умылась. Ещё.
Ух. Вроде немного раскемарилась я.
Я поняла, что вопрос с висящим мертвецом нужно решать. В помещении становилось всё теплее. Нет гарантии, что через время здесь будет жарища и мне придется дышать миазмами разлагающегося трупа. Который будет привлекать крыс.
Кроме того, я очень боялась, что именно меня могут обвинить в убийстве этого человека. Зная свою «удачливость», я нисколько в этом и не сомневалась.
Дёрнув в очередной раз рычаг, пришлось идти к трупу. Откладывать дальше некуда.
Решительно и неотвратимо я вошла в комнату-отделение.
Пахнуло сладковатым. Очевидно, труп уже начал понемногу разлагаться. Это придало мне решимости. И хоть было ужасно брезгливо, я тем не менее заставила себя осмотреться.
Труп человека так и висел. Это была женщина. Невероятно толстая, уже изрядно распухшая, но женщина. Об этом свидетельствовали длинные спутанные волосы и относительно изящные кисти рук. Одежда на ней была явно мужская – глухой то ли клифт, то ли пиджак, штаны, растянутые на коленях, с пузырями, калоши.
Вот последнее привлекло моё пристальное внимание. Обувь!
Пусть страшная, пусть уродская, но это была обувь. Непромокаемая, на подошве без проклятого каблука. В ней можно было ходить без угрозы вывихнуть щиколотку.
В общем, первое что я сделала, это, морщась от жуткой вони (женщина, когда повесилась ещё и обделалась капитально, что отнюдь не ароматизировало помещение), стащила с распухших ног калоши.
Мне повезло и на ней были шерстяные носки. Иначе я даже не представляю, как бы я надевала на себя это.
Калоши оказались в моих руках, и я покрутила их, рассматривая. Они были изрядно ношеные, со сбитыми каблуками (да, на них были каблуки, но широкие, примерно в сантиметр высотой). После моих это был один смех. От них несло несвежими носками и ещё чем-то вонючим.
Я поморщилась. Не хватало ещё грибок заработать.
Но калоши – это было важно. Поэтому я бросила труп (причём с большой радостью) и отправилась к трубе с водой. Там я тщательно, как смогла, вымыла их снаружи и ещё более тщательно – изнутри. Жаль, что у меня нет никаких моющих средств, ничего. Но хоть так. Носом крутить в этой ситуации не пристало.
Я пристроила вымытые калоши под отверстиями, откуда шел теплый воздух, дёрнула рычаг и решила передохнуть. Устала драять жесткую резину.
Я уселась на топчан и тут же поймала себя на том, что я таким вот образом просто оттягиваю момент, когда придётся идти опять к трупу.
Я осознавала это. Разумом. Но эмоции. Меня захлёстывала волна омерзения, раздражения, испуга, я сразу придумывала кучу причин, лишь бы не идти туда.
Я боялась его до крика.
Посидев какое-то время, я почувствовала, что начинаю проваливаться в сон.
Нет. Так нельзя. Стоит мне сейчас уснуть, и я опять провороню время, когда нужно дёргать за рычаг. И тогда опять придётся начинать заново.
Но подумав немного, я нашла прекрасную отмазку – мне будет сложно и неудобно убирать труп в босоножках на каблуке. Нужно подождать, пока высохнут калоши и переобуться. А то не хватало еще не дай бог наступить открытой частью ноги на что-нибудь.
Меня опять передёрнуло.
Но настроение повысилось. Потому что появилась обоснованная причина не идти к трупу.
Времени до следующего дёргания рычага было не так чтобы много, и я решила, чтобы не уснуть, продолжить осмотр помещения. Ведь судя по тому, что я уже столько времени нахожусь здесь и до сих пор никто за мной не пришел, я могу здесь просидеть очень и очень долго. Так что мне же лучше устроиться здесь с максимальным комфортом.
Я присмотрелась и на противоположной стене увидела корявые надписи.
Подскочив поближе прочитала:
– Прощай ты, воля! Прощай ты, мой любимый! Маруся.
– Мокшанский уезд, Степановская волость, с. Успенское, Кашина Раиса Фёдоровна, 1928 г. рождения. Вот уже тридцать два года, как я нахожусь в этой тюрьме. Нонче совсем потеряла равновесие в кислую сторону. Предвижу только один конец – смерть. Прощай, свободная, радостная жизнь!
– Здесь сидела комсомолка Валя.
– Ежель кто попадёт сюды из знакомых, передавайте горячий привет сородичам и всей молодежи пос. Богородское. Прощайте. Нюра Ефимова.