Предраг стал похож на рыбку в аквариуме, беззвучно открывающую рот.
— Пока думаешь, слушай меня. Хочу тебе поручить на базе Бежичского уезда Новгородской области сформировать 56–й Бежичский полк. Возьмёшь из Гнёздово семьсот человек полонённых новгородских ижоров, ещё три сотни латгалов должны к тебе несколько позже прибыть. Вот на этой базе будешь полк создавать! Кстати, среди ижоров многие владеют русским языком, с латгалами сложнее, но плюс в том, что их собственный язык близок к славянскому. Твою бывшую роту разрешаю взять с собой, оставшиеся вакантные места десятников, взводных, ротных и комбатов будут заполнены военнослужащими других полков. После недавнего похода многих в званиях повысили, поэтому командным составом ты будешь обеспечен полностью. Полк должен быть подготовлен и боеготов к будущей зиме, то есть уже через 7–8 месяцев. Ну, что ответишь?
Предраг вскочил и вытянулся.
— Я готов и согласен государь!
Чаще всего, конечно, на поле боя рота действовала в составе батальона или полка, но в структурном, тактическом и организационном плане она была самостоятельной боевой единицей, копией уменьшенного в десять раз полка. К тому же, при переходах, штурмах крепостей или в условиях уличных боёв роты, зачастую, действовали самостоятельно, в отрыве от батальонного или полкового командования. Поэтому ротный, в большинстве случаев, перенастраивался на командование полком быстро, без особых напрягов и потуг. Подобная практика по изъятию из действующего полка роты и организации на её базе нового учебного полка у нас существовала с лета 1235 года. Все полки, кроме первых трёх смоленских, у нас выросли подобным образом — на основе костяка из штатной, обученной роты действующей армии. Поэтому Предраг должен справиться с новой для себя ролью. Практика показывала, что тяжелее всех придётся взводным и десятникам в одночасье повышенных до званий комбатов, ротных и взводных. По наработанной уже статистике, в одном случае из трёх аттестационной комиссии при ГВС, приходилось понижать их в званиях, как не прошедших проверку на знание Устава и применении этих знаний на практике. Но это было раньше, сейчас такой резкий карьерный взлёт происходил всё реже, так как подготовленных командных кадров становилось год от года всё больше.
— Хорошо, Предраг Нежданович, завтра получишь перед строем своей роты полковничьи нашивки, шевроны и удостоверение. Как приедешь в Бежичи и займёшься порученным тебе делом, то примерно через пару — тройку месяцев к тебе приедет аттестационная комиссия ГВС. Она будет проверять тебя и твоих командиров на знание соответствующих глав Устава и вообще проверять вашу профпригодность занимаемым должностям. И по результатам этой проверки твоё полковничье звание или подтвердят или понизят тебя до комбата или даже назад до ротного. Поэтому, сам не расслабляйся и своих людей держи в тонусе, настраивай на соответствующий лад! Надеюсь, ты не подведёшь меня и оправдаешь моё доверие!
— Будет исполнено, государь! Не подведу! Оправдаю!
— Свободен, полковник! Отправляйся в ГВУ, а вечером, после семи ко мне подойдёшь со штатным расписанием полка!
— Слушаюсь, государь! — Предраг отдал честь и, развернувшись, покинул комнату.
Что называется, в полку полковников прибыло! Предраг был так возбуждён произошедшим, что, казалось, наэлектризовал атмосферу. Воздух в помещении чуть ли не завибрировал от эмоциональной энергии переполняющей его через край.
Беседы подобного типа я проводил со всеми без исключения претендентами на звание полковника, естественно, уделяя особенное, повышенное внимание выходцам из провинции. Своих — то, командный состав смоленских полков, бывших дружинников отца я уже успел узнать со всех сторон довольно неплохо. А вот подноготные провинциалов приходилось раскрывать в том числе и такими вот беседами.
Как только новоиспечённый полковник покинул мой кабинет, то почти сразу раздался громкий бой башенных часов установленных на Торговой площади, этот звук гулко разносился по всему Смоленску. Из моего Заднепровского дворца часовая башня была плохо видна, но, и к некоторой доли сожаления, очень даже хорошо слышна. Впрочем, на то и был расчёт. К техногенным шумам самого различного генезиса, что вдоволь производил расположившийся рядом с теремом «СМЗ» мой слух уже давно притерпелся. Поэтому и к ежечасовому бою часов я привык очень быстро, замечая их лишь по делу, когда требовалось узнать точное время дня. Кроме меня подобную информацию получала и значительная часть сильно разросшегося Смоленска. Часы отключали от функции громкого оповещения только на ночь, с 22 вечера и до 6 утра.