ужия при них, считай, не было, разве что ножи, багры и, может, дробовики охотничьи, но умения да злости хватало с лихвой. К тому времени по всему Белому Побережью стоял дым столбом. Коменданта вздернули на фонаре, гарнизон порядком поистребили. Поостыли, ужаснулись - братья-сестры, что ж мы натворили-то? Ну, обратились в Столицу с покаянием и за справедливостью. Дали им покаяться, в полный рост, а как же, - в голосе рассказчика прорезалась горечь. - Прислали Серебряную Бригаду и полковника Пепла. Все, конец истории. - Как это? Ну, прибыла бригада, потом-то что было? - Ничего потом не было, Стрижик, - зло сказал певец, дернув струну. - Ни Белого Берега, ни Девятого легиона. Очень мало кто выжил, и никто в точности не знает, как именно все случилось. Говорят, была какая-то... как ее... провокация, да. Пепел приказал открыть огонь. Легионеры с горожанами вскрыли арсенал, держались два дня, но куда им с карабинами против пушек и огнеметов. Девятый расформировали вскоре после этого дела, вот только песня от них и осталась... - мальчишка повернул голову, повысил голос, окликнув: - Мэтр, хватит прятаться! Идите к нам! - и, пока сконфуженный Данковский брел к костру, снова взялся за гитару. Это конец войны. Несколько лет в аду. Только дождись меня, Я по воде приду, Я по воде... - почти беззвучно закончил певец. Данковский присел у костра, подобрав полы кардигана. Мальчишки смотрели в огонь, Даниэль разглядывал мальчишек, испытывая двойственное, жутковатое ощущение от чумазых детских лиц, их взрослой спокойной неподвижности и тяжелых карабинов, лежащих поперек костлявых детских коленок. - Водички хотите? Сладкая, ключевая? - нарушил молчание коротко, почти наголо стриженый мальчуган лет десяти - Стрижик. Бакалавр взял протянутую флягу, пил долго и с наслаждением. Вода и впрямь была удивительно чистой и вкусной. - Мэтр, Яр правду рассказал? Про Белый Берег? - требовательно спросил Стрижик, принимая флягу обратно. Даниэль грустно усмехнулся - в Столице прямой и честный ответ на подобный вопрос мог бы стоить ему как минимум долгой опалы. - Правду. - То есть, выходит, этот... Пепел, он что - целый город убил? Там ведь и женщины были, и дети, наверное? И их...тоже? Солгать - невозможно, утешать - нелепо, подумал Данковский. Эти дети с недетскими лицами за последние три дня видели больше смерти, чем иной взрослый за всю свою бестолковую жизнь. - Да, Стрижик. Насколько мне известно... из неофициальных источников... вполне достоверных... было около двух тысяч погибших. Вероятно, среди них были и дети. - Так почему ж ему самому до сих пор лоб зеленкой не намазали?! - взвился рыжий паренек, сидевший справа от бакалавра. - Еще и генералом сделали такую сволочь! Данковский обнаружил, что ему тоже хочется смотреть в огонь. Это было куда приятнее, чем смотреть в яростные глаза рыжего мальчишки. Странно, но, когда схожие вопросы задавали в Столице - студенты-вольнодумцы, после третьей кружки, в тесном «своем» кругу, понизив голос и с оглядкой - ответить было не в пример легче. - Потому что потому, Вьюн, - сумрачно отрезал гитарист. - Зачем хозяину злая собака? Чтоб на людей науськивать. - А Пепел, значит, чтоб города жечь, - выдохнул Стрижик. - Оттого и Пепел. Вот и к нам... - Язык без костей! - страшным голосом рявкнул Яр. Стриженый парнишка втянул голову в плечи. Повисла неловкая пауза. - Пепел - это не прозвище. Это его настоящая фамилия, - сказал бакалавр, пытаясь сгладить неловкость. - Просто так совпало. Послушай, Яр, эта песня... Знаешь, это не самая популярная песня. Где ты ее слышал? - Стаматин пел, - пожал плечами мальчишка. Угрюмоватый, ширококостный, со степняцкими чертами скуластого лица, в своей команде он явно был за старшего - и по возрасту, и по авторитету. - Не Творец. Брат его. Анархист который. Он с нами часто вожжался - песням учил, стрелять учил, ножики кидать. Рассказывал... о разном. Хороший был человек, упокой Степь его душу. - Откуда ты знаешь, что он умер? - удивился Данковский. Подросток вновь неопределенно повел плечами и не ответил ничего. Чахлый костерок угасал, стреляя редкими искрами. Рыжий Вьюн отошел к реке и стоял у самой воды, время от времени швыряя в воду камешки. Кургузый винтовочный обрез неуклюже болтался у него на плече. - А почему вы здесь? - в свою очередь поинтересовался Яр. - Мы-то понятно. Капелла велела встретить-проводить кой-кого. Вы тоже, что ли, встречаете? - Встречаю, - признался бакалавр. - Эшелон Санитарного корпуса. При этих словах подростки, сидевшие у костра, обменялись быстрыми взглядами. Несмотря на то, что ни один из них не двинулся с места и даже не переменил позы, у Данковского вдруг возникло странное чувство - словно вокруг него мгновенно возникла зона отчуждения. Так чувствует себя человек, ляпнувший нечто совершенно неуместное в тесной компании посвященных. Он собирался тут же разъяснить эту странность, но в эту секунду Вьюн коротко свистнул в три пальца и крикнул от воды: - Идут! ...Вдоль речного берега со стороны Вокзала шли трое - высокий мужчина и двое детей. Мужчина шагал слишком быстро и широко, чтобы дети могли поспевать за ним. Им приходилось почти бежать, но это не мешало подросткам наперебой убеждать мужчину в чем-то - и создавалось странное впечатление, что взрослый бежит от детских упреков. Когда они поднялись на откос узкоколейки, Даниэль без труда признал всех троих - менху Бураха, мастерицу кукол Миши и Таю Тычик из Термитника, маленькую хранительницу Уклада. Тая была расстроена до слез и шмыгала носом, Миши хмуро косилась по сторонам, а Бурах... Артемий Бурах пребывал здесь - и где-то в другом месте. В очень скверном месте, куда он попал против своей воли, где ему не хотелось оставаться, но у него не было иного выхода. Он глядел на мир покрасневшими глазами, обведенными багровыми тенями усталости, нервно топтался на месте, не зная, куда девать руки - крупные руки с сильными и ловкими пальцами прирожденного хирурга. С гаруспиком Данковский не сталкивался уже три дня, довольствуясь неопределенными слухами о том, где пребывает и чем занят менху, зловещий Потрошитель, чья вина так и не была определенно доказана. А теперь они случайно встретились на Медном мосту, на узкоколейке, чьи истертые множеством тяжелых вагонеток рельсы успели потускнеть и поржаветь от дождей. И Данковский втайне обрадовался - в конце концов, Бурах, как и он сам, прибыл из Столицы. Он заканчивал тот же Университет, что и Даниэль, они не раз сталкивались в анатомическом театре и на лекциях, в популярном среди студентов и преподавателей кафе «Фолиант», в книжных лавках и на общих семинарах - хотя друзьями так и не стали. Уроженцу Столицы и горожанину до мозга костей Данковскому провинциал Бурах казался угрюмым и замкнутым, слишком сосредоточенным на занятиях в ущерб простым радостям жизни - о которых, казалось, молчаливый степняк из отдаленного городка и не подозревал. Наверное, судьбе показалось ужасно забавным свести их здесь, на степном краю земли, в умирающем городе. - Ты-то мне и нужен, - выпалил менху, не успев толком перевести дыхание после стремительного подъема по осыпающемся откосу. - Спасай. Я забыл, что обещал держать ее в курсе дела, и теперь Лилич наверняка собственноручно заводит и расставляет взрыватели. Беги в Собор. Скажи Инквизитору, чтобы не трогала Многогранник. Пусть выставляет около него караул, пусть сама стережет рядом, если хочет - но чтобы она забыла о своей идее взрыва. - Какого взрыва? - оторопел от подобного натиска бакалавр. - Инквизитор хочет разрушить башню, - влезла с пояснениями Тая. - Зачем?! - Данковский почувствовал, что ему необходимо сесть. Все равно куда, хотя бы даже на холодные рельсы. - Она считает, что таким образом очистит воду Горхона от заразы, - раздраженно отмахнулся Бурах. - Она права и одновременно глубоко заблуждается. Ее надо остановить. Хотя бы на время. На несколько часов. Потом - пускай взрывает. Мне позарез нужны эти несколько часов! - светло-зеленые глаза менху горели беспомощной злостью, вызванной невозможностью растолковать все по порядку. - Пожалуйста, поговори с ней. Убеди. Может, она тебя послушает. Отдай ей... - он торопливо захлопал себя по многочисленным карманам к