пястье. Не помогло. Боль не уходила. Боль шептала, что теперь навсегда пребудет с ним - сколько бы дней и лет он не прожил. На языке появился солоноватый привкус крови. Ева. Пепельные кудряшки, нежная кожа, усталый светлый взгляд. Ева шагнула с крыши Собора. Бедная, глупая Ева Ян. Наивная мечтательница, грезившая о любви столичного гостя. Несколько стремительных мгновений полета в пустоте. Звук, с которым человеческое тело разбивается на камнях. Кровавое жертвоприношение, как в старые добрые времена. Собор окроплен кровью девственницы, добровольно легшей на алтарь. А он решил отложить разговор с ней. Обещал себе заглянуть попозже. «Капелла предсказала мне скорбь и дала точный ответ на вопрос о том, куда пропала Ева - а я не понял ее слов. Она во внутреннем покое своей души, там, где уже никто не сумеет причинить ей боли». Он сидел, сгорбившись и обхватив руками голову. Не замечая ничего, происходящего вокруг. Глава 21. Бурах и Оспина: Кледа. Бурах опознал бы это место даже без настойчивых подсказок Таи, хотя прежде не бывал здесь. Насыпной курган высотой в два или три человеческих роста, плавным всхолмием выраставший над Степью - как остров в море серебристой травы. На плоской вершине застыли напротив друг друга принесенные древним ледником валуны. Две массивные гранитные глыбы с вкраплениями киновари, поросшие мхом в основании и с глубоко вырубленными клеймами причудливого вида - тавро, которыми Степь метила своих животных до появления скотопромышленного концерна Ольгимских. Пахло холодом, близкой зимой и одиночеством. Курган Раги располагался довольно далеко от Города. Сюда редко кто приходил - не считая дней новолуния, когда мясники Уклада приводили на возвышенность жертвенного быка. Окончив ритуал, они обычно забирали тушу с собой - лишенное одухотворяющей его частицы Матери Бодхо, мясо становится просто мясом. Сегодня одинокий холм стал весьма оживленным местечком. Оспина решила провести церемонию согласно всем древним ритуалам. К тому времени, когда Бурах со своей маленькой свитой добрались до кургана Раги, там собралось уже не меньше дюжины человек. Явившиеся из Степи олонги, Говроящие-с-Травами - вечно согбенные создания неопределенного возраста, закутанные в черные балахоны и носившие белые безликие маски. Бурах даже не мог определенно сказать, мужчины олонги или женщины - передвигались они нелепыми подскоками, редко отрывая взгляд от земли, разговаривали одинаково скрипучими голосами, напоминавшими лай степных лисиц. Олонги должны были выглядеть смешными и неуклюжими в своих долгополых хламидах - но отчего-то казались зловещими. Чего нельзя было сказать о Травяных Невестах. Пять молодых степнячек в сплетенных из колючей травы сетчатых одеяниях, плотно облегавших фигуру. Пять прекрасно-диковатых созданий, танцовщиц и заклинательниц, звеневших медными бубенчиками на запястьях и лодыжках, всякое движение которых было верным и отточенным. Бурах поразился тому, где Оспина сумела разыскать их - ведь большинство оказавшихся в городе Невест очень скоро становились гулящими девицами в «Одинокой звезде» или подружками громил Грифа. Но, помимо Невест и собирателей, на кургане присутствовали две личности, появления которых менху никак не ожидал. Тихая белокурая Ласка, смотрительница кладбища, и Капелла Ольгимская. На черном платье Вероники ярко блестела золотая фигурка бычка - Ники прикрепила ее на длинную цепочку и носила на шее. Похоже, у Капеллы выдалась скверная ночь - она была бледна, и любой бы понял, что она пролила много слез. Но все же Ольгимская-младшая заставила себя быть спокойной и улыбнуться навстречу гаруспику. - Мы знаем, что ты собираешься совершить, - заговорила она, предупредив вопрос менху. - Это важно для всех. Для всего Города. Поэтому мы будем здесь, с тобой. Чтобы не случилось ничего плохого. А мальчики постерегут, - она махнула рукой, показав на окрестную степь, по которой рассеялись и затаились подростки из шайки Хана. И еще была Оспина. Оспина, сидевшая на маленьком домотканом коврике, расстеленном ровно между двумя валунами. Печальная Оспина, смотревшая на Термитник и обернувшаяся, когда гаруспик приблизился к ней. - Ты все же решился, - спокойно произнесла она. - И да, и нет, - признался менху. - Похоже, мое мнение уже не имеет никакого значения. Ты все решила. Они, - он кивнул в сторону шептавшихся девочек, - они все решили. - Верно, - согласилась Оспина. - Ты - всего лишь инструмент в их руках. Я, последняя из старших Хозяек, ухожу - а они займут наши места, - она слабо улыбнулась, перечисляя: - Посмотри на них, пока они еще молоды, пока не перешагнули Черту - и запомни их такими. Сейчас, пока они еще остаются детьми. Ласка, чей камень - туманный опал, хранительница мертвых, шепчущаяся с душами. Вероника, пламенный рубин, владычица чудес. Миши, черный агат, одухотворяющая неживое и видящая незримое. Тая, ослепительный золотой топаз, подательница жизни. Ожерелье из четырех драгоценных камней на ладони Матери Бодхо. - Они станут Хозяйками? - менху протянул степнячке руку, помогая подняться, и по въевшейся в кровь привычке отметил - сейчас она совсем не выглядела больной. Даже струп уменьшился и подсох, сделавшись почти незаметным. - Они четверо? А как же Мария Каина - все в Городе полагали, она заменит свою мать, покойную Нину... Оспина покачала головой из стороны в сторону: - То, что она дочь своей матери, еще не дает ей права стать Хозяйкой. Она Видела, да, этого у нее не отнять. Но этого оказалось недостаточно. Марии больше нет среди нас. Степнячка отцепила от пояса гремящую связку бронзовых подков и маленьких тавро, подержала ее в вытянутой руке и отпустила. Талисманы, всю жизнь сопровождавшие ее, с жалобным звоном упали в траву. Оспина хлопнула в ладоши - резкий звук оживил терпеливо ждавших участников церемонии, заставил вращаться диковинную карусель. Олонги расселись вдоль невидимого круга, центром которого стали менху и степнячка, низкими, стенающими голосами затянув мелодию, похожую на отдаленное мычание коров. Невесты извлекли длинные пучки разноцветных лент, растянули их на земле, оградив место будущего ритуала. Закружились в танце, обходя вершину кургана, напоминая несомые ветром листья. Будущие Хозяйки собрались под защитой одного из валунов, не приближаясь, но пристально следя за всем, что происходило. - Оспина, тебе хотя бы доводилось слышать о том, чтобы кто-то проводил Кледу и чем это закончилось? - гаруспик понимал, что пустыми разговорами пытается отсрочить необходимое. Да, у него был немалый опыт операций - и на живых, пациентах университетской больницы, и на мертвых в анатомическом театре. Но те операции были источником познания и способом спасения человеческой жизни, а то, во что втягивала его Оспина... Оно заставляло его испытывать страх - леденящий, скручивающий внутренности, иррациональный страх перед неведомым. Перед тем, что у него ничего не получится. Что все надежды Оспины окажутся не более, чем пустой выдумкой, а ее смерть - банальным убийством, замаскированным под ритуальное жертвоприношение. Ему не место здесь. Он должен уйти. Заняться реальной помощью горожанам, а не стоять тут, на пронизывающем ветру. - Да, менху и жрицы Уклада уже совершали колесо Кледы, - подтвердила Оспина. - Давно, когда Города еще не существовало. Тебе страшно? - догадалась она. - Не бойся. Ты справишься, сделаешь все, как нужно, вот увидишь. Не покидай меня здесь одну. Я ведь тоже боюсь, - она вымученно улыбнулась. - Знаешь, о чем я сожалею? Мать не дала нам с Оюном детей. Всю жизнь я воспитывала чужих птенцов - и одна из моих воспитанниц теперь взлетит высоко к небесам. Давай начинать, Бурах. Пока у меня и у тебя еще хватает решимости, - она подняла руки, распуская туго стянутую шнуровку платья. Травяные Невесты поднесли ей медную чашу, наполненную крепкой дымной твириновкой - той, что уводит крепко уснувшего человека в миры по иную сторону воображения, в страну грез, из которой можно и не вернуться. Оспина мелкими глотками осушила чашу, провела ладонью по губам, на которых остались темные сле