ровь - вязкая, соленая, живая. Кровь Высших быков. «Аглаи больше нет», - гаруспик знал, что пришедшее к нему видение не лжет. Инквизитор умерла, скверной и одинокой смертью, и мысль об утрате наполняла его сердце скорбью. Бурах был для нее всего лишь полезным человеком, инструментом в борьбе за право с честью вернуться обратно в Столицу. Тем, с кем она могла позволить себе быть откровенной - и Карающий Бич представления не имела о том, какие чувства испытывал к ней менху. О том, как его тянуло к ней - женщине, похожей на заточенный до бритвенной остроты клинок, отсекающий праведное от неправедного. Ее больше не было на земле. Она существовала только в его памяти. В воображении человека, стоявшего в легендарных призрачных туннелях под Городом. В кровеносных жилах удурга, что пронизывают все и вся. Бурах не удивился, обнаружив, что бос и полностью раздет. Он шел сквозь Испытание, а у них свои законы, свободные от запретов и предписаний человеческой логики. Следовало решить, куда идти - и он свернул направо. Каждый шаг сопровождался гулким шлепаньем. Он брел и брел по бесконечному округлому туннелю с многочисленными ответвлениями, пока навстречу ему из стены не вышла Оспина. Вместо привычного бурого балахона она была облачена в наряд Травяной Невесты, сплетенный из колючих стеблей, украшенный багровыми цветами, ронявшими бархатные лепестки в текущую мимо кровь. Коротко обкромсанные каштановые волосы сменились змеящейся по спине косой, запястья степнячки обвивали тяжелые золотые браслеты. Оспина была изумительна и желанна. Наверное, именно такой представала она глазам Оюна. - Эсь'Пайна, - почтительно произнес гаруспик истинное имя последней жрицы умирающих богов, - я благодарен судьбе за встречу с тобой. Направь меня, скажи, что мне надлежит свершить. - Откуда мне знать? - откликнулась Оспина. - Ты дважды познал искусство раскрытия линий - там, в Столице, и здесь, в Степи. Ты ведаешь тайны науки и секреты магии, мечтая слить их воедино, дабы обрести силу творить чудеса. Ты доказал свое право на собственное мнение. Ступай - и в конце концов придешь к своему решению. Совершишь выбор - в пользу той или иной чаши весов. Твое сердце подскажет, что правильнее: уничтожить будущее во имя настоящего или отказаться от настоящего в пользу грядущего. Выбирай, но не проси о подсказках, - она провела кончиками пальцев по его щеке. Отступила назад, к вздрогнувшей стене, жадно поглотившей ее. - Даже после смерти она издевается и играет в загадки, - пробормотал Бурах. Густой, теплый поток крови под его ногами обтекал щиколотки и настойчиво подталкивал вперед. Спустя еще сотню или две шагов гаруспик вместе с небольшим водопадом вывалился в округлый зал, чьи алые стены сокращались в такт биению огромного сердца. Посреди зала монументом высился Старейшина боен - обнаженный, грузный, перевитый мускулами, с толстой шеей и упрямо склоненной вперед лобастой головой. Завидев Артемия, он медленно провел ногой по хлюпающей жиже - в точности злой бык на выгоне, завидевший соперника и скребущий тяжелым копытом землю. Не было произнесено ни единого слова - да и к чему пустые разговоры, когда решается вопрос о первенстве? Оюн сорвался с места и ринулся вперед. Его стремительно движущаяся фигура подернулась кровавым маревом, застилающим глаза - а когда оно рассеялось, Бурах еле успел отпрыгнуть в сторону, спасаясь от явившегося воочию разъяренного аврокса, Высшего, небывалого творения с торсом человека и головой быка. Изогнутые рога вздымались, как варварская корона. Как два костяных меча, готовых терзать и убивать. Ноги Оюна тоже утратили человеческий вид, превратившись в ноги быка, покрытые жесткой черной шерстью и заканчивающиеся массивными копытами. «Голова - уязвимое место чудовищ», - всплыла в памяти фраза из прочитанного когда-то мифа. Гаруспик танцевал пляску смерти, увертываясь от разящих рогов и тяжелых кулаков Старейшины. Раз за разом безжалостно ударяя ребром ладони по широкому носу фантастической твари. Аврокс оглушительно ревел, разбрызгивая кровавую пену, на мгновение терял ориентацию, приходил в себя и вновь бросался в атаку. Ноги скользили в крови, больше всего Бурах боялся упасть, ибо тогда Оюн растоптал бы его. Но движения Высшего становились все более медленными и неловкими. Он шатался, промахивался, ожесточенно тряс головой, в вызывающем мычании зазвучали болезненные нотки. Получив очередной удар, Бык тяжеловесно рухнул на колени, подняв вокруг себя всплеск кровавого цунами - и не смог подняться. Зайдя сзади, Артемий с размаху ударил обеими ладонями туда, где заканчивалась чуть кудрявящаяся бычья шкура и начиналась гладкая человеческая плоть. Аврокс жутко всхрапнул, медленно, как во сне, рушась мордой вперед. В падении Бык обрел первоначальный облик - на песчаный пол упал уже Старейшина Уклада. Он прожил еще два или три мгновения, корчась в судорогах тетануса и тщетно пытаясь втянуть воздух в легкие. Гаруспик не заметил, когда скончался его противник. Менху был занят более важным делом - стоял, согнувшись и упираясь руками в колени. Его тошнило. Последний удар твари пришелся как раз в желудок. Сплюнув в последний раз, Бурах распрямился. Гаруспик вернулся в подземный зал, где все началось, и мертвый Оюн лежал в двух шагах от него. Иссиня-багровое, искаженное лицо и выкаченные глаза Старейшины позволяли с уверенностью вывести заключение-эпикриз: обширный инфаркт миокарда. Говоря по-простому, Оюна хватил удар. - Я победил, - тяжело дыша, проговорил гаруспик, обращаясь к Тае. - Я вернулся живым. Уклад мой. Я - Старейшина. - Поздравляю, - голосок принадлежал девочке или очень юной девушке, но не Тае Тычик - та стояла, широко распахнув наполненные страхом глаза и мертвой хваткой прижимая к себе игрушку. Ее ротик был полуоткрыт в не успевшем вырваться предостережении. Бурах резко обернулся, едва не потеряв равновесие, увидев только земляные стены каверны и загон. Нацепленная на палки коровья шкура шевелилась в попытках сдвинуться с места, поводила облезлым черепом, клацая челюстью. За плечом менху рассыпалась мелкая дробь серебряных колокольцев. - Его, нет-нет, не надо такой поспешности. Я вовсе не спешу сталкиваться с тобой лицом к лицу. Я ведь не Оюн, и у меня нет таких крепких и могучих рогов. «Я думал, что прошел бездну Саок насквозь, но ошибался, - сумрачно подумал Бурах. - Испытание еще не закончено. Следом за мной из глубин поднялся дух - и насмехается надо мной». - Кто ты? - он уже понял, что оборачиваться бесполезно, невидимка быстрее, человеческий взгляд не поспевает за ней. - Ты несешь мне послание? Или у меня есть нечто, необходимое тебе? - Я - зритель, - хихикнули сзади. Без того неярко светившая лампочка начала меркнуть, погружая зал во мрак. - Что проку с талантливо поставленного и превосходно сыгранного спектакля, коли его за его ходом не следят восхищенные глаза? Я ведь и в самом деле восхищена тобой. Твоим упрямством и твоей настойчивостью. Ты не веришь мне? - голос преисполнился глумливой печали. - Зря. Я люблю смотреть на хорошо исполненное дело. Я ведь и сама такая исполнительная. Всегда проверяю, добротно ли выполнена работа. Не осталось ли где непогребенных мертвецов, способных выбраться из земли и встать в ряды моей армии? Верно ли начертаны обереги на дверях, принесены ли нужные жертвы? Не пытается ли какой-нибудь умник избавиться от меня, выплеснув освященную бычью кровь на порог своего жилища? - Ты - Чума, - сипло произнес Артемий. Конечно, кто еще мог явиться сюда, кроме врага, с которым он вел долгую, изнуряющую борьбу. Кто мог скрываться в тенях, издевательски посмеиваясь над усилиями хирурга-менху? Он так долго преследовал ее и, наконец, загнал в угол. - Та, кого степняки прозвали Шабнак-Адыр. Королева мертвых. Губительница жизни. Ты смеешься, но знай - мы создали панацею. У нас есть кровь Высших. Вскоре тебе придется оставить этот город. Ты собрала достаточно жертв, чтобы воздвигнуть себе памятный курган. Возвращайся туда, откуда ты явилась. - Меня призвали, - затылок Бураха ощутил легчайшее прикосновение, исполненное влажно